Владимир Тюрин-Авинский - На суше и на море - 1983

«Я с радостью услышу, что до Южного полюса удалось добраться, кто бы ни попал туда… Я не осуждаю чувства, которое заставляло людей стремиться достичь полюсов. Это естественное чувство. Оно неизбежным образом должно было сыграть важную роль в исследовании полярных стран. Но теперь настало время предоставить первое место нуждам науки».

Мы знаем теперь, чем закончился спор между Амундсеном и Скоттом. Норвежцы на месяц опередили англичан. Скотт и его товарищи, обессилев, оставшись без керосина и продуктов, трагически погибли на обратном пути с полюса. Погибли всего в 18 километрах от продовольственного склада. Только через восемь месяцев в палатке, каким-то чудом устоявшей против антарктической непогоды, были найдены их тела, был найден дневник Роберта Скотта. Последняя запись в нем сделана 29 марта 1912 года: «Жаль, но не думаю, чтобы я был в состоянии еще писать. Р. Скотт». Ниже — без даты — трагическая и мужественная приписка: «Ради бога, не оставьте наших близких…»

Нансен оказался прав — автомобили доставали Скотту немало хлопот и принесли немного пользы. А собаки норвежцев убедительно доказали свое преимущество перед английскими пони.

Здесь можно напомнить, что в самый последний момент Роберт Скотт по совету Нансена все-таки взял с собой три десятка ездовых собак. Их закупили в России, в низовьях Амура, а пони — в Маньчжурии. Вот так и получилось, что в английской экспедиции участвовали двое русских: каюр с Амура Дмитрий Гирев в и конюх, бывший жокей Московского ипподрома Антон Омельченко. О жизни и судьбе Дмитрия Гирева мы кое-что знаем, об Антоне Омельченко — не знаем ничего. И это не может не огорчать: ведь они были первыми русскими людьми, ступившими на берег Антарктиды.

Почему же англичане фактически так и не использовали «собачий транспорт»? Причин много, но главная из них — своеобразный снобизм. «С моей точки зрения, — писал Роберт Скотт, — ни одно путешествие на собаках не может принести таких результатов, как поход, участники которого преодолевают трудности, опасности и лишения, полагаясь лишь на собственные силы, проводят в тяжелом физическом труде дни и недели, чтобы проникнуть в некоторые тайны великого неведомого. Несомненно, что в последнем случае победа достигается более благородным способом, становится более блистательной».

Может быть, прав английский биограф: «Скотт рассматривал полюс как плацдарм для демонстрации героизма ради героизма…»

Семьдесят восемь дней шагали они, налегая на постромки тяжелогруженых саней. Они сделали все, что могли. Но на полюсе уже развевался флаг Норвегии.

«Великий боже! — писал в тот день Роберт Скотт. — Что это за ужасное место и каково нам понимать, что за все труды мы не вознаграждены даже сознанием того, что пришли сюда первыми!.. Мы воздвигли гурий, водрузили наш бедный обиженный английский флаг… мы повернулись спиной к цели своих честолюбивых вожделений. Перед нами 800 миль неустанного пешего хождения с грузом. Прощайте, золотые грезы!»

Конечно, моральный удар был очень тяжелым, ненужное соперничество стало для Роберта Скотта и его товарищей началом трагедии. Наверное, прав Стефан Цвейг: «…стальная пружина воли ослабла. В походе к полюсу их окрыляла великая надежда осуществить заветную мечту всего мира; сознание бессмертного подвига придавало им нечеловеческие силы. Теперь же они борются только за спасение собственной жизни, за свое бренное существование, за бесславное возвращение, которого они в глубине души, быть может, скорее страшатся, чем желают». Но все-таки объяснять гибель отряда Скотта только моральным фактором было бы и несправедливо, и унизительно для мужественных англичан.

Успех или поражение любой полярной экспедиции всегда складывается из множества «мелочей». Их необходимо предусмотреть (или предотвратить!) еще до начала экспедиции.

День за днем, например, Скотт отмечал в дневнике: «Обувание по утрам отбирает все больше и больше времени», «мы долго провозились с обуванием», «сколько уходит утром времени на обувание — ужас!». Все верно: влажная обувь за ночь неминуемо смерзается, надевать ее — мучение, на это тратятся не минуты — часы. Но можно избежать бессмысленной потери времени — достаточно на ночь положить обувь в спальный мешок. Мелочь?

Еще пример: англичане раз за разом с удивлением и ужасом убеждались, что канистры с керосином, которые они оставляли в хранилищах на пути к полюсу, на обратном пути оказались полупустыми.

«Как жаль, что у нас мало топлива», — записывал в дневнике Скотт. — «Исчезновение топлива по-прежнему причиняет беспокойство», «топлива безумно мало», «положение критическое». Англичане страдали от недостатка воды, возможно, даже — от обезвоживания организмов. «Мы все-таки справились бы, несмотря на погоду, — писал Скотт, — если бы не болезнь второго нашего сотоварища… и не нехватка горючего на наших складах, причину которой я не могу понять».

И Амундсен, и другие полярные путешественники еще раньше сталкивались с этим «непонятным» явлением. Не будем вдаваться в объяснения; так или иначе, Амундсен, стартуя к полюсу, сделал все возможное, чтобы предотвратить утечку, и сумел своего добиться. Одна из его канистр была найдена в районе 86° ю. ш. через полсотни лет. Ее содержимое полностью сохранилось!

Годы спустя, вновь и вновь возвращаясь мысленно к событиям 1911–1912 годов, вспоминая Роберта Скотта, Амундсен писал: «Я пожертвовал бы славой, решительно всем, чтобы вернуть его к жизни. Мой триумф омрачен мыслью о его трагедии, она преследует меня!» Как никто другой, Амундсен мог оценить подвига англичан. И, как никто другой, мог понять причины разыгравшейся трагедии. «Мужества, твердости, силы им было не занимать, — писал Амундсен. — Немного больше опыта — и их предприятие увенчалось бы успехом».

Пожалуй, здесь кажется лишней, ненужной частица «бы». И норвежцы, и англичане одержали Победу, только англичане заплатили за нее жизнью. И как признание их общей Победы научно-исследовательская станция на Южном полюсе, которая работает уже четверть века, носит название «Амундсен — Скотт».

Десятки стран, не соперничая — сотрудничая, принимают теперь участие в исследовании Антарктиды — континента без государственных границ, континента мира и дружбы. Об этом мечтал Нансен!

После дрейфа «Фрама» Нансен на долгие годы стал, безусловно, «Полярником № 1». Поэтому так интересны для нас его мысли о будущем полярной науки, о перспективах полярных исследований.

Конечно, не все он мог предвидеть, кое в чем ошибся. Вопреки пессимистичному мнению Нансена плавают подо льдом и изучают Ледовитый океан и всплывают на Северном полюсе атомные подводные лодки, а специальные батискафы опускаются на предельные глубины Мирового океана, где давление превышает тысячу атмосфер.