Виталий Бабенко - На суше и на море 1984

В каюте все спали. На столике лежал забытый кем-то «Фрегат «Паллада»». Я раскрыл книгу наугад, едва ли не сразу отыскав строки: «… теперь в туман он, как ни напрягал зрение, не мог видеть Нервинского маяка. У него только и было разговору, что о маяке «А что это там, как будто стрелка?..» — сказал я, указывая вдаль. «Ах, в самом деле… Виден, виден», — торжественно говорил он и капитану, и старшему офицеру… радуясь, как будто увидел родного отца».

Встрече с маяком радовались и сто с лишним лет назад, во время путешествия Гончарова, и задолго до него. Свет маяка может быть и радостным, и тревожным. Если ритмично вспыхивающий огонь вовремя откроется штурману, значит, по-прежнему верен курс; если же глухая темнота и не думает расступаться перед долгожданными вспышками или пульсирующие отблески позже, чем надо, появятся на горизонте, любое спокойствие разлетится вдребезги.

В лоции, что пролистывал я в каюте капитана, перечень маяков был бесконечен. Плавучие маяки, маяки на мысах и островах, маяки упраздненные и засветившие вновь. Даже странно вспоминать, что первым строителям этих «огней надежды» совсем непросто было ставить в опасных местах свои спасительные для моряков колонны. Этому мешали даже жители приморских городков и деревень, считавшие, что свои и так найдут дорогу, а чужой парусник, пришедший издалека, может и не с добрыми намерениями приближаться к их берегам.

На площадках первых маяков разжигали костры, но они помогали не всегда: моряки путали огни, считая, что зажжены они далеко на суше. Потом появились масляные фонари. Еще позднее, когда каждый маяк получил определенную периодичность сигналов, паровые машины стали вращать оптику вокруг источника света, подводя окошечко к огню и тут же перекрывая его. Потом на службу поставили электричество. А сейчас появились уже маяки, не требующие постоянного ухода.

Так что «до заката» этой профессии еще далеко. Да и не исчезнет она, разве что станет легче и комфортабельней, когда пропадет нужда людям стоять постоянные маячные вахты…

Ермак смотрел на Африку в морской бинокль. К рассвету у катера собрались пассажиры. Начальник маяка Черников с женой, техник Галина Нечипоренко с дочерью Леночкой, возвращавшиеся из отпуска. Загрузили понтон, проскрипели блоки, опуская катер на воду. Ближе к берегу несколько сивучей по очереди лениво выглядывали из воды и так же лениво исчезали.

Я вспомнил шутливые сетования Ермака, недовольного обилием молодоженов на его судне, и подумал, что хотя ничем особенным и не отличается мыс Африка от многих других камчатских мысов, но вряд ли где могла быть более романтическая история, чем здесь.

Туманы и ветры — вот и все прелести мыса. Шесть человек ни маяке, несколько метеорологов неподалеку и поселок Усть-Камчатск в семидесяти километрах. В Усть-Камчатске и жил приятель Черникова, явно не одобрявший вынужденного одиночества друга на близком и одновременно очень уж далеком мысу. Переписка с Африкой требует терпения: когда еще попутное судно заберс! почту. Разве что изредка сбросят мешок с корреспонденцией на адрес метеорологов с воздуха. В такие дни на мысу все соревнуются, кто быстрее отыщет в тундре эту воздушную посылку. Вертолеты садятся редко: прилетел, скажем, за Галей Нечипоренко, которой время подошло ложиться в роддом; через несколько дней вновь вернулся на маяк, доставив счастливую мать с крохотной Леночкой. И в этой «африканской» изоляции у Черникова вдруг завязался почтовый роман. Усть-камчатский его друг, видно, много рассказывал знакомым о начальнике маяка, с которым вместе бродили по морям. Никто не помнил толком, кто же кому написал первым, зато почта для него бродила по морю регулярно, не пропуская ни одной оказии. Но как же тут встретишься для личного знакомства, ведь начальнику отлучаться с маяка не положено? И в один в полном смысле слова прекрасный зимний день заочная избранница взяла и прибежала сама на мыс на лыжах. Два перевала, десятки километров, да еще зимой, когда мало кто рискнет сказать, что завтра не будет пурги. Здесь обошлось без свахи, правда не сразу, а еще через несколько месяцев, когда выбрался Черников в Петропавловск-Камчатский на совещание начальников маяков.

— Слушай, — спросил я, когда до берега осталось не больше сотни метров, — успею я куда-нибудь сходить в твоей вотчине?

— Еще бы, — ответил Черников. — Свозим на тракторе. И к водопаду, и к «Циклопу».

«Циклоп» оказался скалой с надменным замшелым профилем, а водопад — настоящим водопадом. Перед ним вилась мелкая форель, и вода одной из четырнадцати тысяч камчатских рек резво неслась в океан.

Все были торопливы в тот день. Ермак опасался циклона, куролесившего тремя градусами южнее, — ему еще два маяка осталось снабдить продовольствием. Я едва успел после маленькой экскурсии по Африке поговорить с парнями, отведать домашней рябиновки и быстрее, чем на Кроноцком, выйти на берег к катеру.

Через сутки мы пришли на мыс Озерной-Восточный, через двое — на остров Карагинский. Там и сбылись опасения Ермака. Циклон все же поднялся к северу, неделю гонял нас по проливу Литке, пока не удалось наконец выгрузить привезенное снаряжение. Циклоны не оставляли нас до самого возвращения в порт. И маяки сопровождали нас до самой Авачинской бухты, передавая световую эстафету друг другу. Сигналы Карагинского сменились сигналами Озерного, потом вновь осталась за кормой Африка, вслед за ней Кроноцкий, и поздно ночью, за несколько часов до входа в ворота бухты, мелькнул огонек с мыса Шипунского.

Возвращаясь после плавания по маякам, я по-другому воспринимал строки Сенкевича. Жизнь на маяках и сейчас нелегка и порой сурова, но не безнадежность приводит людей на маяки. Даже случайно попавшие в «светочи моря» быстро узнают, как нужны проходящим судам их огни. Стоит ли поэтому удивляться, что на маяках любят свою работу, свои мысы и острова. Ведь почувствовать, что ты нужен другим, так это важно и так это непросто.

Очерк

Сокращенный перевод с английского

Аркадия Акимова

Фото из журнала «Нэшнл джиогрэфик»,

февраль 1970 г.

Худ. В. Родин

В 1967 году на северном побережье Перу, недалеко от Лимы, я впервые увидел желто-серые руины Чан-Чана — столицы древнего могучего государства Чимор. Историки полагают, что город существовал уже в VIII веке. Это был сказочно богатый культурный центр доинкской цивилизации.