Анджей Чеховский - На суше и на море 1981

Эта монография двадцатилетней давности, но термиты и сейчас не думают отступать. Туркестанские термиты не строят куполов. Недавняя проверка их местожительства в Ашхабаде обнаружила множество гнезд: возле полиграфического комбината и телецентра, возле больницы «Красный крест». В самом центре города термиты обосновались у республиканской Академии наук, около Дворца пионеров… За термитами нужен глаз да глаз: недавно они пообедали деревянными элементами здания республиканского Института сейсмостойкого строительства.

В сельской местности почти любой тамдыр (национальная печь) дал приют «белым муравьям». К тамдыру термиты липнут, словно мухи к меду. Даже зимой в нем тепло и сытно, потому что в глиняных стенках печи много соломы. Да и до другого пропитания рукой подать: возле тамдыра и дрова, и кладовка, и дом. Постепенно термиты превращают стенки тамдыра в густую сеть ходов и камер с запасами корма. Здесь они коротают зиму. А летом переезжают «на дачу» — уходят в землю под печью. Оттуда тянутся подземные ходы к дому, деревянной изгороди и к другим объектам, съедобным с точки зрения термитов.

Заметив «белых муравьев», люди пытались бороться: заливали выходы из подземелья кипятком, керосином или отработанным автолом. Увы! Помогало мало.

В Туркмении срок службы дома, воздвигнутого без надлежащей подготовки территории, без противотермитной пропитки деревянных конструкций, значительно сокращается. Как и что надо делать, ныне подробно изложено и в научных статьях, и в официальных инструкциях. В домах используют растворы хлорофоса или суспензию севина, а на улице — гексахлорбутадиен. Для спасения технической древесины от шестиногих пришельцев пригоден пропиточный раствор из смеси сернокислой меди и бихромата натрия.

Может набрать силу и биологический метод: сейчас проверяют пять бактериальных препаратов, которые вроде бы способны косить термитов направо и налево. Но работы еще непочатый край. И самой разной. Ведь «белые муравьи» могут быть не только врагами, но и помощниками. Не может ли, например, стать естественный клей, коим термиты скрепляют купола, новым материалом для строительства дорог? Не будут ли «белые муравьи» союзниками геологов? В прочных стенах своих жилищ (а в Индии в покинутом термитнике может спрятаться слон) крошечные землекопы накапливают микроэлементы из глубоких рудных тел. Кто заранее может сказать, к чему приведут совместные исследования Ашхабадского института зоологии и Ростовского университета микроэлементного состава организма термитов? Выяснено, что магний содержится во всех члениках подземных жителей. А вот олова и молибдена вовсе нет в их голове и брюшке, хотя в других местах организма они присутствуют. Еще интереснее с серебром: оно найдено только в голове и брюшке крылатых особей.

Мать-природа устроила так, что над термитным полигоном почти всегда безоблачное небо. И как бы было хорошо, если бы люди развеяли тучи и на научном горизонте. К сожалению, их немало. Хватает и организационных неполадок, но хочется верить, что они вскоре останутся в прошлом. И кто знает, не здесь ли, не под белым ли солнцем пустыни будет решена экологическая головоломка: все человеческое останется людям, а термитам — термитово…

(Из книги «Два года простым матросом»)

Перевод с английского Анатолия Пахомова

Рис. М. Худатова

…Как быстро изменилось все вокруг! Дни заметно сокращались, и с каждым разом солнце все ниже проходило над горизонтом и все меньше грело. Ночи стали холодными, уже нельзя было спать на палубе. Магеллановы облака, мерцающие в безлунной ночи, холодное небо днем, тяжелые валы, катящиеся с юга, — все говорило о том, что мы приближаемся к полярным широтам.

Восемь раз пробили склянки. Наша вахта вышла наверх. Один из нас направился к штурвалу, другой — на камбуз за обедом; я пошел на бак и стал смотреть на волны. Они делали линию горизонта неровной и катились нам навстречу в белых шапках пены и солнечных бликах. Наш корабль хотя и с трудом, но все же взбирался на них. Но вот впереди показалась одна особенно большая волна, и я, привыкший к кораблю настолько, что чувствовал его нутром, понял: на эту нам не взобраться. Я прыгнул на битенг и, ухватившись за фока-штаг, повис на нем. Волна обрушилась на корабль, накрыв его до самой кормы. Когда она схлынула, я увидел, что все находившееся на палубе, за исключением баркаса, надежно принайтовленного к рым-болтам, — было снесено со своих мест. Перевернутый камбуз громоздился на корме; в стекавшей через шпигаты воде плавали доски — обломки загона для овец. Перепуганные животные барахтались, издавая жалобное блеяние. Наверх выскочила подвахта — посмотреть, что же произошло. Из-под камбуза вылезли наглотавшиеся воды и едва не раздавленные им кок и Старый Билл. Мы собрали овец и поместили их в баркас, водрузили камбуз на прежнее место и, как могли, привели в порядок все остальное. Старый Билл, немало повидавший на своем веку, сказал, что если наш корабль и дальше поведет себя таким образом, то нам, пока не поздно, следует написать завещания и надеть чистые рубахи.

На следующий день нам было велено снимать старые паруса и крепить новые. Мы заменили также риф-тали, гитовы, марса-шкоты и брасы. Удерживался западный ветер, волна была небольшой. Корабль быстро шел курсом зюйд-зюйд-ост.

В понедельник, 27 июня , в первой половине дня дул попутный ветер. Нам не было холодно, мы работали налегке. Впервые с того момента, как мы ушли из Сан-Диего, подвахта могла оставаться внизу все свои положенные четыре часа. Справившись у третьего помощника о широте, на какой мы находились в полдень, и погадав, сколько нам еще идти до мыса Горн, мы забрались в койки и успели уснуть, но были разбужены тремя ударами в крышку люка и командой: «Все наверх!»

Справа по борту, скрыв море и небо, стеной наползал на нас туман. Я уже видел такое, когда проходил мыс Горн на «Пилигриме», и знал, что нельзя терять время. Мы выскочили в одних рубахах: одеваться было некогда.

Парни из другой вахты, кто на марсах, а кто на салингах, убирали паруса. Мы помогли им снять лисели, убрали бом-брамсели и крюйс-брамсель. Фор- и грот-брамсели оставили: «старик» хотел показать, что его среди бела дня не запугаешь, и, вероятно, собирался нести эти паруса, пока не ударит шквал.

С первыми же шквальными порывами стало ясно, что следует настраиваться на самый серьезный лад. Корабль завалился на борт по самые шпигаты, натужно заскрипел рангоут, брам-стеньги согнулись, как прутики. «Фор- и грот-брамсели на гитовы!» — закричал капитан, и мы бросились к фалам. Но едва мы спустили брам-реи и взяли паруса на гитовы, как услышали: «Трави марса-фалы!» Мы спустили марса-реи, выбрали риф-тали и стали взбираться по вантам. Нас прижимает к ним ветер с градом и мокрым снегом. Наконец мы расходимся по рею и пытаемся взять рифы. Руки онемели и не справляются с задубевшими парусами и веревками. С большим трудом удается подтянуть парус к рею. Теперь нужно к наветренному ноку рея крепить риф-кренгельс. Слава богу! На ноке — Джон Француз. Лучшего штык-болтного не сыскать. Мы лежим в ожидании животами на рее и колотим по нему руками, чтобы не дать им закоченеть. Но вот слышим, как Джон кричит: «С подветра — выбирай!» Мы тянем за риф-бант, крепим его на подветренном ноке, обвязываем парус и собираемся уходить с рея. Но снизу раздается: «Вторые, вторые рифы!..» Процедура повторяется. Затем мы слезаем на палубу и направляемся к грот-мачте, чтобы все начать снова. Ибо нас слишком мало, чтобы работать на двух реях сразу.