Винсент Эри - Крокодил

Хоири шел в селение. На небе не было ни облачка. От яркого солнца тени хижин казались издалека темнее, чем были на самом деле. Среди этих хижин, стоявших неровными рядами, возвышались, выделяясь своими высокими острыми крышами, элаво [2] Элаво — так называемый «мужской дом», где постоянно живут неженатые мужчины рода и могут также ночевать женатые. . Хотя Мовеаве было одним из самых больших селений в заливе Папуа, сейчас оно казалось почти безлюдным. Несколько женщин, сидя под хижинами, плели циновки и сплетничали, остальные чинили рыболовные сети и искали в голове друг у друга вшей.

Песок под лучами солнца блестел так, что резало глаза. Воздух неприятно пах пересохшей землей. Как жаль, что ростом он всего в три с половиной фута, — ему так хочется стать повыше.

Тьфу, да что же это за люди: не приучают своих детей и собак выходить по нужде за ограду селения!

По улицам бродили своры всегда голодных собак. Они жалобно скулили — вдруг найдется добрый человек и бросит им что-нибудь.

Еще издалека Хоири понял: тети Суаэа и остальных, кто живет с ней в хижине, сейчас там нет. Лесенка, по которой туда поднимались, была отодвинута в сторону, чтобы не забрались собаки. Нет ли чего-нибудь на полке над очагом, на которую кладут еду? За годы дым от очага выкрасил стены, пол и потолок хижины в грязный коричневый цвет. Сперва ничего видно не было, только постепенно глаза привыкли к темноте.

— Нашел чго-нибудь? — раздался снаружи голос Меравеки, его двоюродного брата, который ходил в школу Лондонского миссионерского общества. — У меня есть целая палка саго, хватит на нас обоих и еще останется.

Когда Хоири вынырнул из темноты, в руках у него был печеный плод хлебного дерева и половина сушеного кокоса еще в скорлупе.

Они пошли вместе, угощая друг друга тем, что было у каждого. Маслянистый сухой кокос помогал глотать вязкое, похожее на резину саго.

— Ну как, нравится тебе католическая школа? — Меравеке не терпелось выведать, что новое знает теперь его двоюродный брат. — Было лучше, когда мы ходили в школу вместе. Не понимаю, почему мои родители, когда умерла твоя мать, не взяли тебя к нам. Разве не родные отча должны заботиться о детях, когда умирает их мать? Но почему-то твоей тете Суаэа разрешили взять тебя с братом и сестрой к себе в дом, и теперь она заставила тебя стать католиком.

От слов Меравеки стало как-то беспокойно. Ведь он не виноват, что все так получилось. И отец ничего не объяснил ему, да еще исчез куда-то после похорон матери, и неизвестно, где он теперь и что делает.

— Так решил отец, — наконец выдавил он из себя. — Что я мог сделать? Пришлось перейти жить к тете Суаэа. А она сказала: если я не пойду в католическую школу, она не даст мне рами [3] Рами- предмет верхней одежды, нечто вроде юбки. . И я подумал: лучше быть одетым, а то девчонки будут пялить на меня глаза.

Они замолчали. Теперь Меравека понял, что заводить об этом разговор не следовало, и заговорил о другом.

— Чему вас учат в новой школе?

— Да все тому же, чтению и счету. Главная разница в том, что здесь учителя почти все время говорят с нами по-английски.

— Мне бы тоже хотелось научиться говорить по-английски, — сказал Меравека. — Завидую нашему полицейскому, членам совета и санитару — когда приезжают чиновники, они могут с ними разговаривать. Самоанские пасторы в нашей школе учат нас хорошо, только мне не нравится, как они говорят на нашем языке.

Настроение у Хоири поднялось: оказывается, он учится тому, чему бы хотел учиться его двоюродный брат. И он добавил, что в католической школе детей не заставляют делать для учителей саго. В школе Лондонского миссионерского общества на это уходила большая часть дня. Отец частенько говорил другим взрослым: «Жаль, что ученикам приходится делать саго, но без этого нельзя обойтись. Эти самоанцы приплыли издалека, чтобы донести до нас слово божье. Земли у них здесь нет, посадить огороды им негде, и мы должны заботиться о том, чтобы им хватало еды».

— Эх, если бы я тоже мог ходить в твою школу, — сказал едва слышно Меравека.

Да, Меравеку было жаль. Хоири знал, каково ходить в лес делать саго, и знал, как наказывают тех, ко увиливает. Большинство мальчиков решали: лучше поскучать в таком походе, чем сгорать от стыда, когда тебя голого бьют на глазах у девочек палкой.

Они вошли в речку, единственную к югу от селения, по которой можно было добраться до широкой реки. Вода спала, сейчас она была чуть выше колена. От прохладного запаха глины дышалось легче.

Там, где лодки затаскивали на берег, глину прорезали длинные параллельные борозды. Сейчас на берегу валяется лишь несколько никуда не годных лодок, но в субботу или в пятницу — в «день администрации» — лодок появится на реке столько, что воды не будет видно.

— Ты заметил? Когда вода стоит низко, чиновники у нас обычно не появляются. Наверно, из-за дерьма — боятся испачкать свои чистые белые ноги.

— Ия тоже ни разу не видел, чтобы они вылезали из лодок в воду и шли по дну, — согласился Меравека. — Когда они к нам приплывают, их лодки ужасно нагружены, в них так много разных ящиков и вещей! Можно подумать, что они собираются жить у нас не один месяц. С таким грузом, да еще когда вода стоит низко, лодке никогда не подойти к месту, где причаливают. Вот нашим и приходится перетаскивать их на берег на руках, как маленьких!

Выбравшись на другой берег, они услышали смех и говор других мальчишек. В это время дня, готовясь к возвращению родителей, мальчики обычно собирали кокосы, а девочки кололи дрова и носили домой воду.

Хоири с Меравекой шли и шутили. Они совсем не стеснялись говорить о том, что делают наедине мужчина и женщина. Сами они еще ничего такого не делали, но часто слышали, как об этом говорят старшие, и знали, что происходит между юношей и девушкой где-нибудь на огороде, когда поблизости никого нет. Они прекрасно знали, у кого из двоих тогда бывает выпачкана в земле спина.

Вскоре они вошли в густой подлесок, и каждый пошел к кокосовым пальмам своей семьи. Они торопились, потому что знали: переправляться назад придется там, где речушка впадает в широкую реку, а было известно, что, когда вода поднимается, крокодилы доплывают до самого селения.

Ко времени, когда солнце спустилось к верхушкам деревьев, узлы с кокосами у обоих были уже крепко завязаны. Они подвесили их к длинной палке, взяли ее за концы, подняли на плечи и зашагали к берегу — ждать, когда приплывут лодки рыболовов. На воде белела пена; значит, несколько лодок уже проплыло.

— Слышишь, как поет птица туи? Вода начинает прибывать, — сказал Меравека. — Скоро сюда приплывет много лодок.

И правда, из-за поворота показалась большая лодка, полная женщин и девочек. Их гомон звучал вразнобой с мерными ударами весел по воде. Одно или два лица Хоири и Меравека узнали сразу. Все, кто был в лодке, принадлежали к опероро, роду их отцов, и поэтому ко всем девочкам в ней Хоири и Меравека относились как к сестрам, а к женщинам — как к своим матерям.