Винсент Эри - Крокодил

Листья саговых пальм, покачиваясь, сухо шуршали, совсем не так, как листья кокосовых — те ласково шелестели.

Внизу, в селении, через лес свай, на которых стоят хижины, пробегали, приплясывая, вихрящиеся бурые клубы пыли. Сквозь щели в полу и дыры в стенах врывался ветер. Крутясь, клубы пыли принимали все новые и новые формы, причудливые, странные.

Селение окружала изгородь футов в пять высотой. Сделана она была из длиннык стволов бамбука — они лежали один на другом между вбитыми в землю кольями, которые пустили корни и уже дали зеленые побеги. Огородили селение по приказу чиновников администрации: чиновники говорили, что свиней в селение пускать нельзя.

Один дом стоял особняком, за изгородью, с наветренной стороны селения. Одним торцом он смотрел на север, другим на юг. Вход был с северной стороны. Внутри на каждой из четырех стен висела классная доска, самая большая — на южной. Кроме досок, на стенах висели картинки из священного писания и большой кусок картона с буквами. Около каждой буквы был изображен предмет, но многих из этих предметов дети в жизни никогда не видели. Голодный таракан прогрыз один из них насквозь — тот самый, который учитель называл «яблоко». На детей смотрели три портрета: короля Георга VI, архиепископа де Буа- меню с острова Юле и покровительницы школы святой Терезы.

Все классы занимались в одной большой комнате. Ученики усаживались прямо на полу, сделанном из стволов пальм.

Около школы всегда было сыро. Владельцы земли только потому разрешили выстроить здесь школу, что строить на этой земле жилье было нельзя. После каждого половодья вокруг школы оставались россыпи мусора и испражнений, к которым днем добавляли дети, а ночью — взрослые.

Над школой высились огромные хлебные деревья, они загораживали солнце. Кусты и деревья вокруг школы росли так густо, что даже из селения увидеть ее было нельзя. В полутьме под деревьями висели облака мошкары, ни на миг не оставлявшей детей в покое.

Уборных не было. «Зачем строить дома тому, что мы из себя выкидываем?» — говорили люди санитарам, когда те их ругали. Люди соглашались с ними: да, чиновникам и белым миссионерам «маленькие домики» нужны — их красивая белая кожа слишком нежная, ходить по нужде в лес им нельзя. И учителя и ученики справляли свои нужды в лесу, и там же их справляли все остальные. Чистоту в лесу наводили свиньи, они жирели от этого, и их огромные животы волочились по земле.

Пять дней в неделю дети до хрипоты в горле повторяли нараспев числительные и алфавит. По учителям не видно было, чтобы шум на них действовал. Родители, когда шли мимо школы на огороды, слышали хор детских голосов. Для них это значило, что дети учатся, а чему именно, было не так уж важно.

Неделю назад в подготовительный класс пришел новый мальчик. Его перевели из протестантской школы, которой управляло Лондонское миссионерское общество, сюда, в католическую. В классный журнал его записали как Хоири Севесе. Отец его, Севесе Овоу, был диаконом церкви Лондонского миссионерского общества. Хоири было около семи лет. Живот у него был большой, а ноги очень тонкие. И как он только видел, когда шел, куда их надо ставить? Дети прозвали его в насмешку Таубада [1] Таубада — почтительное обращение, эквивалент слова «господин» (Здесь и далее примечания переводчика.) .

Непохоже было, что Хоири унаследует рост и сложение отца. Он был маленький и хилый, и кое-кто говорил даже, будто он растет вбок. Здесь, в новой школе, ему многое было непривычно. Детей он знал — ведь жили они в одном селении и играли вместе уже не один год. Но учили здесь по-другому и даже молигвы читали по-другому. Однако теперь он уже знал почти все, что следовало знать в новой школе. Знал, например, что стоит только спросить: «Можно выйти?» — и тебя тут же отпустят, и так сколько хочешь раз.

Как раз сейчас выйти было очень нужно. Он перед уроком запрятал в укромное местечко под пальмовым полом, между опорами, кусок саго и теперь боялся, как бы этот кусок не увидел случайно кто-нибудь из детей. Все дети, чтобы съесть потом, прятали в такие уголки то, что не доели за завтраком, поэтому просьбы разрешить выйти слышались то и дело. Сейчас просились очень многие его товарищи, и ему хотелось выйти тоже, но попроситься не хватало смелости. Внезапно мальчик, сидевший с Хоири рядом, вскочил с места — будто пробка выскочила из воды.

— Учитель, разрешите, пожалуйста, Хоири выйти! — крикнул он во весь голос.

Что делать учителю, когда четыре или пять таких просьб уже раздалось из разных мест класса? Даже не повернув головы, он разрешил.

Спасибо смелому другу! Если саго на месте, надо обязательно с ним поделиться.

Через мгновение он уже был под домом. Одна или две свиньи лениво поднялись и искоса на него посмотрели, другие стали яростно тереться грязными боками о сваи, на которых стояла школа. Дети давно уже привыкли к тому, что пол трясется, будто беспрерывно происходят слабые землетрясения.

Саго не оказалось: кто-то нашел его укромный уголок. Только бы не заплакать! До обеда еще очень долго. Когда хочется есть, ученье не идет в голову. А зачем вообще он ходит в школу? Толком Хоири не знал, но научиться языку белых людей, пожалуй, было бы хорошо. Не для того, чтобы получить работу, за которую хорошо платят, такой работы для папуасов все равно нет, а потому, что, если он сможет разговаривать с белыми людьми, он станет у себя в селении уважаемым человеком.

Не раздобудет ли он чего-нибудь поесть в доме у тетки? Две недели назад все было по-другому. Тогда еще была жива мать, и даже когда она уходила работать на огороде или ловить рыбу, она всегда оставляла ему поесть. Но теперь матери нет, и когда с его губ слетают последние слова молитвы и занятия кончаются, он уже не так торопится сбежать по ступенькам школьной лестницы.

— Когда же ты станешь на колени, Хоири? Мы все тебя ждем, — донесся откуда-то издалека голос учителя.

Он задумался и не заметил, что все дети молчат!

Очень трудно оказалось привыкнуть становиться для молитвы на колени и осенять себя крестным знамением так, как это делают католики. В прежней школе учитель читал молитву один, а все остальные стояли, склонив голову и закрыв глаза. Здесь же они все читают молитву вместе с учителем. Но как странно: и здесь в молитве поминают тех же отца, и сына, и святого духа. Из-за чего же тогда так не ладят между собой у них в селении последователи той и другой веры? Но неважно, о чем они там спорят, все равно Лондонское миссионерское общество сильнее. Оно появилось у них в селении первым. Его дед был еще мальчиком, когда преподобный Джеймс Чалмерс впервые ступил на берег в Мовеаве.