Винсент Эри - Крокодил

На другом берегу затрубила раковина, громко и долго. В прохладном ночном воздухе ее звук разносился далеко кругом. На других лодках затрубили тоже, передавая дальше весть о том, что крокодил наконец попался. Отовсюду — сверху, снизу и из притоков — лодки поплыли к месту, где был Хоири. Волны, расходившиеся от них, взбегали на берега и будили крабов, лягушек и москитов. Качанье камыша у берегов погнало из укромных уголков рыбу, прятавшуюся гам последние два-три дня. пока шли поиски. Многие рыбы, когда рядом оказывалась лодка, уносились, сердито сверкнув, ко дну, в глубокие места реки.

— Сын Хоири Севесе Овоу, — кричал Хоири снова и снова, едва набрав полную грудь воздуха, — знай, как сильна рука твоего отца!

Ко времени, когда приплыла его лодка, у Хоири уже почти не оставалось сил, но растратил их он не в бою с крокодилом, а скорее в танце победы после боя. И теперь силы ему придавала только радость оттого, что он видит, как его враг корчится в агонии. Не зная, как дать выход переполнявшему его восторгу, он выпустил в воздух все стрелы, кроме двух.

Но крокодил, судя по всему, Хоири даже не замечал. Похоже было, что криков торжества он не слышит — во всяком случае, хвост, который сейчас будто подметал землю, двигаться быстрее от этих криков не стал. Для крокодила, по-видимому, не существовало сейчас ничего, кроме длинного копья Хоири, которое пронзило его насквозь между ребер с правой стороны примерно на полпути между передней и задней лапами. Когда крокодил, пытаясь уменьшить боль, приподнимался на лапы, становилось видно торчащее из живота острие. То и дело крокодил принимался вертеться на месте, иногда в одну сторону, иногда в другую; вертелся он удивительно быстро. Казалось, что у него кружится голова и он не знает, куда идти — потерял направление. На миг он замер, повернувшись головой к кокосовой пальме, за которой стоял Хоири. Чтобы не вдохнуть его обжигающего дыхания, такого смрадного от застрявших в зубах гниющих остатков растений, Хоири плотно прижался ртом и носом к стволу: вдохнуть слишком много этого дыхания было бы опасно для жизни.

Небо приоткрылось, и наконец-то в первый раз со дня, когда произошло несчастье, свет его был полон сочувствия и радости, что поиски оказались успешными. Но животворные лучи не только подбодрили людей, они также помогли крокодилу опомниться и подумать о том, что ему делать дальше. Он пополз назад к реке, стальным острием прорезая в земле узкую борозду. Каждый раз, как острие цеплялось за какой-нибудь корень, крокодил от боли мычал, как корова. Но слишком поздно обратился он в бегство. Он только и успел что сунуть голову в воду, но тут крокодилу пришлось остановиться: острые топоры уже рубили ему основание хвоста. Напрасно могучие лапы вцеплялись в глину — его все равно вытащили назад. Вскоре и лапы отказались ему служить. Он открыл было пасть — ему мигом вставили между верхней и нижней челюстями крепкую, заостренную с обоих концов распорку.

Право прикончить крокодила принадлежало Хоири. Севесе протянул сыну топор, не слишком большой и не слишком маленький. Первый удар — посыпались искры, и на голове у крокодила появилась вмятина. После второго удара топор застрял глубоко в черепе.

Сквозь ноздри крокодила продели кусок ротанга в дюйм толщиной, такой длинный, что за него могли ухватиться десять человек. На землю в трех футах один от другого положили катки, и тащить тело крокодила, теперь уже безжизненное, стало намного легче.

— Сынок, ты еще молодой, — сказал Севесе. — Не подходи к нему больше. В желудке у него заперто зловоние всего, что он сожрал за свою жизнь. Зловоние это необыкновенно сильное, и если ты его вдохнешь в себя, то не пройдет и трех месяцев, как твои колени ослабнут. После этого ты до конца жизни сможешь ходить, только опираясь на две палки. Бывает, те, кто нанюхался крокодильей вони, становятся такими слабыми, что каждый раз, как цм нужно сходить по большой нужде или по малой, родным приходится их нести на себе. Я уже старый — не страшно, если такое случится со мной, но у тебя еще много лет впереди.

Это была работа для людей, волосы у которых уже седые. Умелыми движениями они отрубили ребра от позвонков и, откинув их в сторону, вскрыли брюшную полость. Там было два ряда сумок: в одних переваривается только что съеденное, другие служат чем-то вроде кладовой для того, что не переварилось.

— Давайте сперва посмотрим, что в желудке, — сказал один из стариков. — Всего три дня как она пропала — должна бы еще быть там.

За эти дела берутся только люди, очень выносливые к запахам. Против зловония, а также духов, которые, возможно, еще живут в желудке у мертвого крокодила, применяют имбирь и морскую водоросль керавари.

— Брр… Тьфу, — с отвращением плюнул Севесе. — Столько сил потратили, разрезали это дерьмо, а ее там нет.

Старик, стоявший с ним рядом, клвнул, и другие согласились тоже: все оказалось так, как они и ожидали. Но уж раз они взялись за это, то заглянули и в сетку — так всегда делают. Нельзя оставлять человеческий череп гнить в утробе крокодила, он должен быть похоронен в земле.

На ощупь сетка как шелк, и она белая-белая, даже отливает синевой. Все, что меньше больших костей рук или ног, проваливается сквозь треугольные ячейки и вместе с остальными отбросами выходит наружу. В сетке крокодила оказалось два человеческих черепа и несколько больших костей. Севесе опрыскал их изо рта имбирной смесью и сказал: — Мы не знаем, кто вы, — наш народ и я искали останки жены моего сына, а нашли вас. Мы поступим с вами хорошо, похороним, как полагается хоронить людей. Взамен мы не просим у вас ничего, только не делайте зла нашим близким. Хорошо бы, если б вы помогли нам узнать, кто вы и откуда.

Черепа и кости ярко блестели, будто их долго шлифовали и чистили. Их осторожно сложили в корзину из пальмовых листьев. А то, что оставалось от крокодила, сожгли в костре, который развели специально для этого.

Все лодки были украшены от кормы до носа, но не цветами, а полосками, нарезанными из мягких молодых побегов саговой пальмы. Такие же полоски были привязаны у каждого к его оружию. Тела у мужчин были вымазаны черной сажей из костра, в котором сожгли крокодила. Трубным звуком раковин оповещая всех о том, что начинается палаиса [15] Паланса — ритуал, совершаемый мужчинами после того, как они убьют крокодила. , лодки плыли домой, в селение. На каждой, размахивая оружием, танцевали и пели по три-четыре человека.

* До селения звук раковин донесся задолго до того, как показались лодки. Матери знали, что он значит, и громкими криками начали созывать детей, а собрав их, со всех ног бежали вместе с ними прятаться. Матери, не успевшие разыскать своих детей или разыскавшие их слишком поздно, залезали под перевернутые лодки; другие, зажимая детям рты, укрылись с ними в высокой траве. Палаиса тем временем становилась все более и более буйной: приплывшие пробивали у лодок донья, ломали площадки перед дверьми хижин, выбивали ступеньки из лестниц, и ступеньки падали на землю грудами щепок. Некоторым женщинам повезло — они успели втащить лестницы в хижины прежде, чем их настигла палаиса. Женщин и детей, которые не успели спрятаться, немилосердно избивали. Только когда похоронили черепа, закончился этот неистовый танец победы.