Кэтрин Валенте - Сияние

Каллиопа — Беззаботный Кит возмущённо фыркает.

— Сдаётся мне, по нашему поведению было совершенно очевидно, что мы не хотим, чтобы нас беспокоили. Разве вы бы потревожили яблоню, если бы ветви мгновенно вас испаряли? Я думаю, вы бы обходили её десятой дорогой! И не надо нас осуждать за то, что мы защищались! Спросите у неё! — Каллиопа тыкает нарисованным плавником в Вайолет Эль-Хашем.

— Не понимаю, каким образом я, по-вашему, связана со всем этим, — парирует радиозвезда.

— Ты была в числе первых грабителей, которые явились к нашему порогу.

— Что, простите? Мне было восемь лет!

— Ох, да ладно тебе. Мы знаем твой голос. Мы слышали его снова и снова в голове, он шипел и носился туда-сюда, словно раскалённый жир по бесконечной сковороде. «Когда взглянула я на тот новый мир, во всех отношениях великолепный и ужасный во всех отношениях, увидела я тигра и звёзды, что падали с его полосатого языка. Взглянула я и узрела истинного своего новобрачного!» Я тебе не новобрачный, милочка, но тигром твоим стану, если придётся.

Вайолет Эль-Хашем смеётся долго и от души.

— Рыбка, любовь моя, это была всего лишь радиотрансляция! Когда моя нога впервые ступила на Венеру, рекламщик вручил мне сценарий, контракт, коктейль и дважды шлёпнул по попе.

— Могу я задать вопрос? — Арло Ковингтон поднимает руку, всё ещё в толстой водолазной перчатке. Грязь стекает из углов его рта, капая в прохладный зелёный напиток.

— Придержи вопрос на минуточку, Арло, — просит Анхис. — Боюсь, кое-кто из наших друзей сильно расстроился. Давайте вспомним, что мы тут все вместе застряли, хорошо? Мы ведь можем изобразить счастливую семейку в течение одного вечера, не так ли? Марианна? Вайолет?

— Ладно, — ворчат девушки.

— Каллиопа? Ты не могла бы показать нам того беззаботного кита, которого мы все знаем и любим?

— Ладно, — язвительно бросает кит.

Анхис хлопает в ладоши.

— А теперь, мама, старая ты проказница, иди сюда.

Северин Анк выбирается из объятий Эразмо и одним прыжком оказывается возле барной стойки, где сооружает себе ещё один «буравчик».

— Ну хватит уже, мамулечка. Скажи нам правду.

— Мы ядовитые?! — хором восклицают Эразмо, Максимо, Марианна, Сантьяго и Арло, после чего начинают неудержимо хихикать.

Но вопрос Анхиса заключался не в этом.

— Ты мертва?

В целлулоидных глазах Северин мелькают лукавые искорки. Она касается носа серебристым пальцем.

— Я не хочу всё испортить. — Она ухмыляется. — После ланча надо подождать хотя бы час, прежде чем отправляться плавать, детишки!

Мадам Мортимер встаёт, в задумчивости поглаживая повязку на глазу.

— Единственная причина, по которой это дело всё ещё не оставили в покое, заключается в том, что твоё чертовски огромное глазное яблоко попало на плёнку, Каллиопа. Обычно смерть ведёт к появлению трупа; но существуют много исключений, и это легко можно отнести к одному из них. Профессия мальцового ныряльщика опасна даже в лучшие времена. Неосторожные распадаются на атомы, как шарик эф-юна в распылителе. Это трагедия, но она случалась уже тысячу раз без вот такого вот «Sturm und Drang» [90] Буря и натиск ( нем. ). и бития себя в грудь. Если не учитывать ту короткую киноплёнку, дело-то простейшее.

Встревает Мэри Пеллам:

— А ещё проблема в том, что дружочек Макси растрынделся на всю вселенную, что убил её.

Анхис кивает.

— Да, я думаю, пора нам дёрнуть за эту ниточку — не так ли, дружище Просперо?

Максимо Варела не встаёт. Он салютует Анхису своей «Маргаритой».

— О, но ведь я её действительно убил, мальчик мой.

— Врунишка, — мурлычет Северин из-за барной стойки. Неторопливо направляется обратно к Эразмо, неся свежую «розовую леди». Устраивается на ручке его кресла. — О, какой же ты неисправимый лгун.

— Мы играем в ложь? — вздрогнув, спрашивает Марвин Мангуст. Его усы радостно топорщатся. — Я люблю эту игру! Я в ней настоящий ас! Выберите меня! Выберите меня! Я тоже убил Северин!

— Да кто же ты? — с раздражённым вздохом спрашивает Пейто Кефус. — Как ты вообще связан с этой историей? Что ты тут делаешь?

Марвин Мангуст закрывает рот обеими лапами. Икает.

— Я не знаю! — нервно отвечает он. — Я попросил осьминога меня подвезти!

Покрытое чумной испариной лицо Макса обмякает.

— Я говорю правду. Рин, мне так жаль.

Северин закатывает глаза.

— Господи боже, Макс, ты чего?

— Я тебя ударил.

— Я тоже тебя ударила. Наш счёт меня устраивает.

Запавшие глаза Максимо наполняются слезами.

— Я тебя толкнул. Ты упала на камни.

— И обзавелась парой синяков на заднице. Тоже мне, проблема.

— Ты упала на Джорджа и разбила его.

— А вот тут ты меня подловил. Ваша честь, Максимо Варела хладнокровно убил Джорджа, кинезиграф-камеру. Я это видела собственными глазами. Уведите его!

— Крошка, тебе бы стоило его выслушать, — тихонько говорит Эразмо.

— Я действительно тебя убил, — шепчет Безумный Король Плутона. — Но я это сделал после того, как ты умерла. На борту «Моллюска». Эразмо и Кристабель смонтировали «Сияющую колесницу» в память о тебе. Чтобы попрощаться или чтобы ты осталась жить, я не знаю. У них на это ушли недели. Конрад и Франко приносили им еду в монтажную и оставляли у двери. Мы не видели ни их, ни мальчика несколько недель. Они как будто тоже исчезли. И всё это время у меня в голове продолжали звучать помехи. Те ужасные помехи, заполненные голосами, нашими голосами, пилили мой череп каждую минуту. Я всё ещё их слышу.

— Ты мне об этом не рассказал, — говорит Эразмо.

— Я мало что тебе рассказываю, Раз. Но это правда. Потом, за месяц до выхода на лунную орбиту, эта троица выбралась из своей кельи. Они попросили нас всех прийти в столовую, где будет показан фильм. Даже попкорн сделали. Попытались создать подобие маленького счастья. И мы посмотрели «Сияющую колесницу, воробьями твоими влекомую». Она была длиной в сто двадцать семь минут. Когда включился свет, все плакали. Обнимались, целовали друг друга в лоб и в щёки. В фильмах и книгах всегда говорят: «Заклятие было снято». Так и получилось. Они скорбели. Но им было суждено продолжать жить.

Северин Анк наклоняется к своему главному осветителю. Её дыхание делается чаще.

— Он был хороший? Он был действительно хороший, Макс? Я справилась? Я сделала что-то… правильное? Скажи мне, что он был чудесным. Я должна знать, что он получился как надо.

И Персиваль Анк встаёт со своего места, чтобы обнять дочь.

— Моя умница, — говорит он и целует её в макушку. «Хорошо, когда ты создал человека, с которым можно скорбеть», — думает он, и Северин всё понимает, пусть мысль и не высказана вслух.

— Я всегда думал, ты вырастешь высокой. — Перси смеётся. Его голос смягчается. — Я всегда думал, что однажды мы всё исправим.