Кэтрин Валенте - Сияние

— Кое-что имеется. Называется «Блюз стержня квантовой стабильности». Хотите послушать?

— До смерти!

И Северин Анк начинает петь, глубоким голосом с хрипотцой, похожим на бурбон, который наливают в деревянную чашу.

Северин перекатывается на спину, зелёные блёстки пульсируют в лучах света.

— Я никогда такого не говорил, — ворчит Перси.

— Знаю, папа, это же песня, — шепчет Северин и прикладывает палец к красным губам. «Тсс».

Северин грациозно соскальзывает с рояля и идёт через холл. Её зелёное платье снова делается чёрным, кожа — серебристой. Она садится на колени Эразмо; запускает пальцы в его волосы. Тональность меняется, и Каллиопа начинает без слов выводить печальный контрапункт. Мистер Бергамот присоединяется.

Северин щёлкает пальцами. Прижимает костяшки снизу к подбородку Эразмо.

— Потому что я узловая точка, в которой соединяются все возможные реальности и нереальности, — чарующе мурлычет Северин. — Я существую в бесчисленном множестве форм по всей жидкой структуре пространства/времени, и ни собственная личность, ни причинно-следственная связь не имеют для меня никакого значения. — Она целует Эразмо, когда песня заканчивается. Слёзы текут по его щекам, скользят на подбородок, а оттуда — на её мерцающие пальцы-киноленты, где и сгорают. — Я тебя люблю прямо в челюсть.

Северин встаёт и кланяется. Марвин Мангуст бросает к её ногам гардении. Она протягивает руку отцу, тот берёт и прижимает к груди. Он всхлипывает, и плач его уродлив, но в этом нет ничего постыдного. Вообще-то во всём холле не осталось сухих глаз.

— Я в порядке, папа. Теперь всё в порядке.

13 июня 1971 г.

Послеобеденное солнце вежливо стучится в дверь Маунт-Пэнлай. На нём светло-оранжевое платье с красными пуговицами и золотым поясом.

Маунт-Пэнлай собирался стать крупным городом, но слегка сбился с пути. Свидетельства того, что его ждала более выдающаяся судьба, ещё можно увидеть: похожий на трезубец стеклянный отель, вздымающийся в центральном деловом районе; циклопические бронзовые статуи цилиней снаружи театра «Аньци Шэн», на навесе которого в этот день красуется: «Мистер Бергамот едет во Францию». Город расположен в китайском полушарии, питают его жизнерадостные каналы долины Мангала, не так уж далеко от огромного оранжевого конуса Никс Олимпика, славного вулкана размером с Болгарию, от которого никогда не бывает неприятно-стей [97] Никс Олимпика (лат. Nix Olimpica, в буквальном переводе — «Снега Олимпа») — название, под которым в XIX веке астрономам была известна марсианская гора Олимп, потухший вулкан, вторая по величине гора Солнечной системы. . Процветающие кенгуриные ранчо расположены тут и там в предместьях, и этим, в принципе, измеряется богатство в здешних краях — более привередливые люди просто не хотят жить так далеко от Гуань-Юй.

Или так близко к Энио, если уж на то пошло. До него всего пять километров по дороге.

Винченца Мако вежливо стучится в дверь большого и красивого дома. На ней, так уж совпало, такой же наряд, как и на солнце. Оранжевое, красные пуговицы, золотой пояс. Этот дом построил мужчина, которому нужно было место, где он попытался бы жить счастливо. Позади Винченцы торговцы манго и мороженым начали зазывать покупателей. Она немного нервничает. Она пришла с подарком: коробкой, в которой несколько бобин киноплёнки.

Анхис Сент-Джон открывает дверь. Настоящий Анхис Сент-Джон. Винче видела его лишь единожды, когда он был маленьким и не мог говорить. Он вырос очень высоким, с буйной чёрной шевелюрой, в которой теперь видны седые пряди; вокруг глаз лёгкие морщины, нос крупный. Вообще-то он не отличается красотой — впрочем, у Винченцы завышенная планка из-за обилия красавцев на Луне, — но, по крайней мере, не лишён привлекательности.

— Винченца? — неуверенно спрашивает Анхис. Он человек, который не привык к компании, к встречам, к чужакам.

— Можешь звать меня Винче. Все так делают.

Анхис готовит для них ланч: стейк из кенгурятины, пышки и красное пиво. Они смотрят киноленту вместе в саду, где большая белая простыня заменяет проекционный экран. Анхис выращивает подсолнухи и луноцветы рядом друг с другом. Они растут наперегонки, выше забора, стремясь к небесам.

На карточке для титров написано: «Сияние».

Анхис молчит во время фильма. Изображения отражаются в его глазах, движутся в его радужках; тени и свет. Несколько раз он тихонько смеётся.

— Ну как тебе? — спрашивает Винче, когда всё заканчивается. Анхис выносит пирог с годжи и шоколадом и кофе на тарелках с нарисованными тропическими рыбками. Сверчки (которые на самом деле не сверчки) жужжат и щебечут.

— Я не критик, — говорит Анхис, пожимая плечами.

— Да ладно. Он же про тебя. Ты должен иметь какое-то мнение.

— Ну… это ведь на самом деле не фильм, верно? Просто кусочки фильма.

Винче вздыхает. Накручивает волосы на руку, одним быстрым и отработанным движением сплетая их в тугой пучок.

— Перси не смог понять, как рассказать эту историю. Он так и не закончил — студия лишила его финансирования, и он просто… остановился. Конечно, на самом деле ни один фильм нельзя закончить, можно просто выключить камеру. Но пришло его время, чтобы уйти. Луна через какое-то время истощает твои силы. Интересно, ты догадаешься, куда он отправился, выйдя на пенсию?