Артур Дойль - Затерянный мир; Отравленный пояс; Рассказы о профессоре Челленджере; Туманная земля

На этот раз слова Мервина вызвали у журналиста сильное раздражение, можно сказать, даже приступ гнева, ибо приятель вздумал давать ему советы. Мелоун отличался ирландским упрямством, и предостережения Мервина показались ему оскорбительным посягательством на его свободу.

— Итак, вы собираетесь присутствовать на домашних сеансах Болсоувера? О них много говорят, хотя мало кому удалось их посетить. Вы, надо признать, удостоились особой чести. Явный знак расположения.

— Болсоувер считает, что я объективно описал собрание.

— Ваша статья — не блеск, но на фоне той скучищи и бессмыслицы, которыми пестрят газеты, она выделяется: в ней есть такт и чувство меры.

Мелоун пренебрежительно отмахнулся.

— Сеансы, подобные тем, что проводит Болсоувер, нельзя отнести к «высокому» спиритизму. Я бы сравнил их с грубым фундаментом, несомненно необходимым, — на нем зиждется здание, но, поселившись в доме, о нем тут же забывают. Интереснее иметь дело с более тонкими суперструктурами. Конечно, если доверять жаждущей сенсации желтой прессе, то вершиной сверхъестественного будут именно физические проявления, вроде призраков или домов с привидениями. Физические проявления, ясно, нельзя игнорировать; они даже приносят пользу, привлекая внимание исследователей и побуждая идти в познании дальше. Но лично я, увидев их однажды, не сдвинусь с места, чтобы взглянуть еще раз. А вот чтобы вступить в контакт с более высокими сферами, обойду полсвета.

— Понимаю вас и тоже вижу разницу. Но я-то не верю ни в физические, ни в психические проявления так называемых сверхъестественных сил.

— Знаю. Кстати, святой Павел был величайшим экстрасенсом. Он говорит об этом настолько откровенно, что даже безграмотные переводчики не сумели скрыть истинного значения его слов, хотя весьма преуспели в искажениях.

— Вы не могли бы процитировать его слова?

— Я неплохо знаю Новый Завет, но не наизусть. Это там, где он говорит, что дар человеческого языка присущ всем непосвященным, но дар ангельского, духовного языка дается лишь избранным. Говоря другими словами, опытный спиритуалист не станет интересоваться объектами чувственного восприятия.

— Посмотрю это место.

— Найдете его в «Послании к коринфянам». У религиозного братства того времени был, видимо, высокий уровень интеллекта, если послания Павла зачитывались на службах и должным образом воспринимались.

— Разве это не общепризнанно?

— И послания Павла — один из конкретных примеров. Однако я уклонился в сторону. Мой совет — не относитесь к кружку Болсоувера слишком серьезно. Это честные люди, но мелко плавают. Постоянные поиски физических подтверждений существования сверхъестественных сил похожи на болезнь. Мне знакомы такие люди, в большинстве своем женщины, которые бегают с сеанса на сеанс и всюду видят одно и то же — иногда это подлинное чудо, а иногда и обман. Разве станешь после таких сеансов лучше? Они ничего не дают душе. Нет, если уж стоишь на первой ступеньке, не теряй времени зря, сделай усилие и поднимайся выше.

— Понимаю вас. Но я-то стою на твердой почве.

— Твердой! — вскричал Мервин. — Боже, какая наивность! Однако мне пора ехать в типографию — сегодня вечером выходит моя газета. У нас небольшой тираж — всего десять тысяч, не то, что у вас, плутократов утренней прессы, и я практически один делаю номер.

— Но вы хотели меня от чего-то предостеречь?

— Да, действительно, — худое энергичное лицо Мер-вина посерьезнело. — Если у вас есть твердые религиозные убеждения или укоренившиеся предрассудки, из-за которых вы можете, изучив феномен, разнести его в пух и прах, не лезьте в это дело вовсе — опасно.

— Что вы имеете в виду?

— Они терпимы к честным сомнениям, непредвзятой критике, но если им вредят, они становятся опасны.

— Кто это «они»?

— Кто? Не знаю, как их называть. Духи, психические субстанции или астральные тела. Как хотите. Не важно, кто они — великодушные или злые, несут возмездие или воздают добро. Главное — они существуют.

— Что за чушь, Мервин!

— Не будьте так самоуверенны, Мелоун.

— Ерунда! Вновь оживилась средневековая чертовщина. Как может такой человек, как вы, верить в эту галиматью!

Мервин улыбнулся своей неподражаемой улыбкой, но глаза его, пытливо смотревшие из-под густых светлых бровей, оставались серьезными.

— Не исключено, что вы измените свое мнение. Этот феномен обладает весьма странными свойствами. Хочу как друг предостеречь вас.

— Я весь внимание.

Ободренный словами журналиста, Мервин приступил к рассказу. Он знал нескольких людей, которые легкомысленно отнеслись к потусторонним силам, вели двойную игру и серьезно поплатились за это. Среди них были судьи, которые выносили несправедливые приговоры, основываясь на предвзятом мнении; журналисты, писавшие сенсации ради лживых материалов, бросавшие тень на спиритическое движение; или их коллеги, бравшие интервью у медиумов с заведомой целью их высмеять; просто любопытствующие, которые при первом знакомстве с явлением путались и отшатывались, осудив его, хотя в глубине души понимали, что столкнулись с чем-то серьезным.

— Уверяю вас, подобным образом можно объяснить любой трагический случай. Предположим, мистер Джонс назвал Рафаэля мазилой и вскоре после этого умер от грудной жабы. Следовательно, критиковать Рафаэля опасно? Если следовать вашей логике…

— Думайте, как хотите.

— А вот другой пример. Возьмем Моргейта. Но он преуспевает, вот и профессорское звание недавно получил.

— Честный враг — совсем другое дело. Никому не запрещается иметь другие убеждения.

— А что вы скажете о Моргане, который разоблачил несколько медиумов?

— Они были мошенниками, и он только сослужил добрую службу движению.

— А Фальконер! А знаете ли вы что-нибудь о его частной жизни? Нет? Уверяю вас, он получил по заслугам. И не знает за что. Но как-нибудь эти джентльмены, сопоставив факты, возможно, что-нибудь поймут. Правда, будет уже поздно.

И Мервин рассказал страшную историю о человеке, употребившем свой незаурядный талант на то, чтобы пригвоздить спиритизм к позорному столбу, хотя и не сомневался в честности исповедующих его людей. Он поступил так из корыстных соображений. Конец этой истории был настолько страшен, что Мелоун взорвался.

— Прекратите, Мервин, — выкрикнул он с негодованием. — Я напишу то, что думаю, — меня ничем не собьешь. И не пытайтесь запугать, ни вы, ни ваши духи — никто не заставит меня изменить свое мнение.

— Никто вас не заставлял…

— А как прикажете вас понимать? То, что вы говорите — суеверие чистой воды. Будь это правдой, вас всех надо было бы привлечь к суду.

— Привлекали и не раз. Но мы здесь ни при чем. Однако, Мелоун, я только предупредил, а там — дело ваше. Поступайте, как считаете нужным. Всего доброго! Всегда можете застать меня в «Доуне». Звоните.