Рафаэль Лафферти - Лучшее [Сборник фантастических рассказов]

Короче, все его существо отныне прекрасно организовано для выполнения любых социальных функций. И в том, как добиться столь впечатляющих результатов, большого секрета нет: все в жизни надо делать достаточно медленно — и в надлежащем порядке. Именно этим способом ка-миройцы избегают повторов и зубрежки — самого страшного зла, превращающего скоротечный и приятный процесс непосредственного восприятия новой информации в тоску смертную.

Список камиройских школьных предметов может показаться излишне переусложненным для детской психики, однако в нем нет ничего невозможного или отталкивающего. Все новое базируется на уже изученном. Например, пока ребенку не исполнится двенадцать, его не будут пичкать по-стядерной физикой и универсалиями, которые могут оказаться ему не по силам. До достижения им тринадцатилетнего возраста нечего и думать о преподавании ему такой дисциплины, как изобретение категорий (несмотря на простое название, многим этот курс дается с трудом). И только в четырнадцать его ожидает панфилософское просветление — дисциплина, чреватая столькими опасностями для незрелого ума; после этого он еще на протяжении двух лет будет конструировать логически непротиворечивые философские системы, пока не овладеет достаточным базисом для окончательного просветления.

Как нам представляется, мы должны очень внимательно присмотреться к этой отличной от нашей системе обучения. В некоторых отношениях ее приходится признать более успешной, чем та, которая практикуется на Земле. Немногие наши школьники способны сконструировать органического разумного робота в течение пятнадцати минут после получения задания; большинство за это время не справится и с созданием обыкновенной живой дворняги. Ни один из пяти земных детей не сможет построить сверхсветовой аппарат и слетать на нем на другой конец галактики и обратно, причем обернуться до наступления темноты. Ни один из ста не способен создать планету и содержать ее в пристойном состоянии хотя бы неделю, ни один из тысячи — постичь пентакосмическую логику.

Рекомендации

1. Похитить пятерых среднестатистических камиройцев и образовать из них на Земле общепланетный УРК.

2. Произвести небольшую конструктивную акцию по сожжению книг, особенно тех, что относятся к педагогике.

3. Осуществить выборочное повешение отдельных нерадивых учеников.

Есть истории, которые невозможно забыть.

Впервые этот рассказ Лафферти я прочитала больше сорока лет назад, осенью 1975 года. Время я помню точно. Я училась в аспирантуре, готовилась получить степень магистра и записалась на курс по научной фантастике. Книга, которую нам рекомендовали, называлась «Размышления: введение в литературу стиля «фэнтези» и научную фантастику», составитель Томас Э. Сандерс [30] «Speculations: An Introduction То Literature Through Fantasy and Science Fiction», edited by Thomas E. Sanders. . Сборник включал в себя стихотворения, три эссе и сорок один рассказ. Это я знаю точно, потому что книга до сих пор у меня. Авторы там представлены самые разные, начиная от предшественников жанра Натаниэля Готорна, Германа Мелвилла и Редьярда Киплинга. Потом шли писатели сороковых годов, такие, как Уолтер ван Тилберг Кларк, Мюррей Лейнстер и Джудит Меррил, и, наконец, множество знаменитостей того времени — в частности, Роберт Силверберг, Теодор Старджон и Роберт Шекли.

Я 1^пила книгу и прочла ее от корки до корки в первые же выходные.

Среди рассказов мне попалось и «Продолжение на следующем камне». Я прочитала его и на некоторое время озадачилась. Потом прочитала еще раз и поняла: этот рассказ другой. Не такой, как все. Ясно, что он о любви, но не похож на то, что я читала прежде. Герои — Магдалина и Антерос — кажутся странными, если не сказать безумными. По сути, они и есть безумцы. Одержимый любовью, он следует за ней сквозь время, оставляя любовные письмена на камнях в культурных слоях. Она отвергает его, и каждый раз это ее отторжение — что-то вроде ритуала, часть любовной или смертельной игры.

Текст написан замечательно, изображение героев поражает, интонация идеально балансирует между иронией и страстью, той страстью, которая способна уничтожить. И мыслями я постоянно возвращалась к этому рассказу.

Много лет спустя один из бывших преподавателей, позже ставший моим другом, признался, что обожает прозу Лафферти, и подарил мне переплетенный, но не редактированный экземпляр сборника «Железные слезы», выпущенного издательством «Эджвуд Пресс» в 1992 году (эта книга у меня тоже хранится до сих пор). Я поблагодарила его, но первой моей реакцией все же было возмущение — в сборнике не оказалось «Продолжения на следующем камне».

Мое восхищение рассказом, который я только что снова перечла, с годами лишь усилилось. Достаточно уже того, что любовная лирика Антероса, помимо всего прочего, уникальна: «Ты — приволье диких свиней в щавеле и великодушие барсука. Ты — переливы змеиной кожи и парящий полет грифов. Ты — страстность мескитовых кустов, зажженных ударом молнии. Ты — безмятежность жаб».

Именно так — уникальная любовная лирика. Почему, ну почему ни один мужчина в жизни не сказал мне, что я — великодушие барсука, не говоря уже о безмятежности жаб? Почему, спрашиваю я вас?

Может, если бы я была такой, как Магдалина…

В Большой Известняковой долине есть место, где стоит эоловый столб, издали немного похожий на дымоход. Накренившись набок, он привалился к расположенному рядом более молодому холму-кургану. Сложен столб из плотного сланца и так называемого песчаника Доусона, тесно переплетенных между собой. Он формировался, начиная с ледникового периода, в пойме рек Кроу-Крик и Грин Ривер, которые за это время не меньше пяти раз становились полноводными.

Этот «дымоход» лишь немногим старше человечества и не намного моложе травы. Он возник в результате выдавливания пород из земной коры и последующей работы ветра и его помощников: жары, мороза, капель дождя и струек воды. Вымывая и выдувая более мягкие породы, они создавали форму, отдаленно напоминающую творение рук человеческих.

Как раз туда, где эоловый столб привалился к холму, прибыла экспедиция из пяти ученых. Подземные залежи известняка их не интересовали: будучи не геологами, а археологами, они собирались изучать холм-курган искусственного происхождения, а заодно немного позаниматься эоловым столбом.

Слои времени располагались здесь не по порядку, а словно сгрудились в кучу, из которой выпирали жилы и нагромождения — штрихованные и полосчатые пласты, вознесшиеся на высоту, а затем искрошенные и источенные.

Ученые ехали по сухому руслу реки и до места добрались после полудня. Разгрузив прицепной трейлер, разбили лагерь. По большому счету, в нем не было необходимости: в трех километрах дальше возле шоссе стоял приличный мотель, и туда вела грунтовая дорога. Логичнее было бы ночевать в уютных номерах, а утром возвращаться на участок. Но Терренс Бардок считал иначе: чтобы проникнуться духом раскопок, говорил он, нужно жить на природе возле них.