Рафаэль Лафферти - Лучшее [Сборник фантастических рассказов]

Этот рассказ легко полюбить.

Именно «Узкую долину» надо благодарить за то, что прозе Лафферти начали приписывать сильное влияние американского фольклора и народных сказок. Безусловно, один из его самых эффектных приемов — невозмутимое повествование о самых невероятных событиях. И да, внутреннюю жизнь героев он почти всегда игнорирует, — нет, он не Генри Джеймс. Если персонажа Лафферти ограбили, автор даст ему встать, открыть рот, сообщить, что случилось, и громко пожаловаться на жизнь. А если женщина заскучает, то она прямо так об этом и скажет Так что утверждение насчет влияния сказок отчасти верно.

И все же, современные сказки писали и пишут многие, но никто не сумел даже приблизиться к «Барду из Талсы». Взять хотя бы «лирические отступления» вроде речи Кларенса Малое Седло об индейском военном головном уборе или лекцию об огромной луне на горизонте. Или изящное использование диалектных слов. Или очаровательные смешные шутки, или восхитительную пародию на речи ученых. Сказки всегда просты и прямолинейны. «Узкая долина» — совсем наоборот. Это сложная тонкая работа, выполненная очень непростым человеком.

Можно многое сказать об авторе по тому, чью сторону он принимает. За этим рассказом стоят невеселые события прошлого, и Лафферти, который знал историю Оклахомы вдоль и поперек, прекрасно понимал, о чем пишет. В начале семнадцатого века шестьдесят тысяч индейцев пауни владели огромными землями, а в 1893… что было дальше, прочитаете сами в первом же абзаце. Тем не менее, как ни парадоксально, «Узкая долина» — один из самых светлых и радостных рассказов Лафферти, ода стойкости и человеческому достоинству.

Ну и, как я уже сказал, его легко полюбить. Сами увидите.

В 1893 году оставшиеся индейцы пауни — всего числом восемьсот двадцать один — получили в собственность личные земельные наделы. Каждому досталось по сто шестьдесят акров, и ни акром больше. Предполагалось, что пауни, осевшие на земле, будут платить в казну подоходный налог.

— Киткехахке! [3] Название одного из четырех племен пауни. — чертыхнулся Кларенс Большое Седло. — Сто шестьдесят акров! Да на них и собаку не выгуляешь! Еще и налог! Сроду не слыхал ни о каких налогах.

Он выбрал себе чудесный зеленый участок, один из тех шести, которые с давних пор считал своими. На участке построил летний вигвам, потом обложил его дерном, и получилось жилище на все времена года. Но, конечно, никакого налога он платить не будет — ишь чего захотели!

Кларенс разжег огонь, бросил в него кору с листьями и произнес заклинание.

— Будь моя земля всегда зеленая и цветущая. И широкая-преширокая, — говорил он нараспев, как все индейцы пауни. — А сунутся чужаки, стань земля тесной расщелиной.

У него не было под рукой еловой коры, и он бросил в огонь немного кедровой. Не было бузины — бросил пригоршню дубовых листьев. Но слово-то он забыл, а заклятье без слова не действует. И Кларенс, рассчитывая обмануть богов, крикнул во всю глотку:

— Питахауират!

И тихонько добавил про себя:

— Это слово такое же длинное, как и в заклятьи.

И все же он сомневался.

— Я что, безмозглый дурак? Белый человек? Конь с колючками в хвосте? Поверить, что заклятье подействует?! Даже самому смешно! Впрочем, ничего не поделаешь.

Бросил в огонь остатки коры с листьями, снова прокричал обманное слово. И вдруг ему в ответ небо озарила яркая летняя молния.

— Скиди! — изумился Кларенс Большое Седло. — Сработало! Вот уж не думал!

Кларенс Большое Седло много лет прожил на своей земле. Никогда не платил налогов, и никто чужой к нему не вторгался. Участок три раза пытались продать, но никто на него не позарился. В конце концов его внесли в земельный реестр как свободную землю. Несколько раз отводили поселенцам, но никто не смог на нем обосноваться.

Прошло полвека. И вот однажды Кларенс Большое Седло кличет своего сына.

— Я устал от жизни, мой мальчик, — сказал он. — Пойду домой и помру.

— Ступай, отец, — ответил его сын Кларенс Малое Седло. — А я спешу в город: хочу покатать шары с дружками. Вернусь к вечеру и похороню тебя.

Так Кларенс Малое Седло стал наследником этой земли. Он тоже прожил на ней много лет и тоже не платил налога.

Как-то в здании местного суда поднялся переполох. Можно было подумать, в суд ворвались грабители. Но это была всего лишь семья — мужчина, женщина и пятеро детей.

— Я Роберт Рэмпарт, — представился мужчина. — Нам нужен земельный отдел.

— Я Роберт Рэмпарт-младший, — сказал крутой парень лет девяти. — Он нам очень нужен, черт побери, и как можно скорее.

— По-моему, у нас нет такого отдела, — пожала плечами девушка за конторкой. — Но, помнится, много лет назад что-то подобное было.

— Незнание не оправдывает бестолковости, моя дорогая, — вступила в разговор восьмилетняя Мэри Мейбл Рэмпарт, которой можно было дать и восемь с половиной. — Вот напишу жалобу, и посмотрим, кто будет завтра сидеть на вашем месте.

— Вы, видно, заехали не в тот штат или ошиблись столетием, — сказала девушка.

— Закона о поселенцах еще никто не отменял, — настаивал Роберт Рэмпарт. — В этом округе есть свободный участок. И я хотел бы, чтобы его отвели мне.

Толстяк за дальним столом призывно подмигнул Сесилии Рэмпарт, и она порхнула к его столу.

— Привет, — переведя дыхание, сказала она. — Я Сесилия Рэмпарт, мое сценическое имя Сесилия Сан Жуан. Или семилетние, по-вашему, не могут выступать в амплуа инженю?

— К вам это не относится, — любезно ответил толстяк. — Позовите-ка сюда ваших родителей.

— Вы знаете, где находится земельный отдел?

— Конечно. Четвертый левый ящик моего стола. Это самый маленький отдел в нашем суде. Мы очень редко в него заглядываем.

Семейство Рэмпартов ринулось к толстяку. А он уже доставал бумаги из ящика.

— Вот проспект этого участка… — начал было Роберт Рэмпарт. — А, вы его уже нашли? Как вы догадались?

— Я давно здесь работаю, — ответил толстяк.

Документы оформили быстро. И Роберт Рэмпарт с семьей стали поселенцами.

— Но вы не сможете жить на этой земле, — предупредил толстяк.

— Это почему же? — спросил Рэмпарт. — С моим участком что-то не так?

— Похоже на то. На нем еще никто не смог поселиться. Заколдованное место.

— Что ж, постараюсь расколдовать. И либо поселюсь на нем, либо дознаюсь, где собака зарыта.

— Вряд ли это возможно. Последний поселенец записал эту землю на себя лет десять назад, но осесть на ней так и не смог. И толком не объяснил, что этому препятствовало. Помучился с семьей дня два и махнул рукой. Ну и лица у них были, скажу я вам! До сих пор помню.

Рэмпарты покинули здание суда, погрузились в автофургон и поехали искать свой участок. Остановились у дома Чарли Даблина, владельца скотного двора и пашни. Даблин, явно навеселе, встретил их широкой улыбкой.