Ник Харкуэй - Гномон

Нейт не может найти качественной свежей записи голоса Дианы Хантер ни на одной открытой платформе и коротко запрашивает файл у Свидетеля, не объясняя причин, в надежде, что этот запрос утонет в общем потоке текущего расследования. Когда приходит файл, она вызывает другой протокол Свидетеля, призванный вычленять и отслеживать голоса домашних животных на территории Лондона, и запускает поиск настолько в прошлое, насколько возможно. И даже не решается посмотреть, какой художественный хаос творит на этом фоне Кальмар. Пятнадцать совпадений. Тридцать, пятьдесят, двести, две тысячи, четыре, девять, пятьдесят восемь тысяч. Нейт прерывает поиск и запускает его вновь с фильтром повторов идентичных образцов, так как понимает, что может значить такой результат: когда-то Диана Хантер выступала на публике, ее слова воспроизводились во многих местах. Ничего удивительного, она же была немного знаменита. Опустить идентичные высказывания, компенсировать эхо в помещении. Отфильтровать, связать перекрестными ссылками, записать в файл.

В последней серии запросов она проверяет всех высокопоставленных женщин, которые ушли со сцены, знаменитых отшельниц, а затем отправляет все данные на аддуктивно-итеративный анализ ИИ одной иностранной компании и просит высылать узнаваемые паттерны и уточняющие вопросы на автоматический заборник Кальмара, а совпадения с высокой корреляцией возвращать ИИ на три поколения: иными словами, вопросы, которые она уже задала, породят новые вопросы, а лучшие из них дадут всё лучшие и лучшие вопросы. Обработка данных была бы почти мгновенной, если бы Нейт провела ее через Свидетеля. Но она отмечает эту операцию как хобби и платит за машинное время со своего личного счета. Обработка займет семнадцать часов, но реальное время до завершения приближается к двадцати четырем, потому что сервис временами будет переключаться на более приоритетные задачи.

Наконец она включает самую анархистскую систему защиты Кальмара и посылает запрос в открытый журнал на сервере в Финляндии. Шаблон требует ввести имя, но Нейт не собирается указывать свое. Она перебирает в голове варианты: Стелла Кириакос, Аннабель Бекеле, Афинаида Карфагенская, хоть и не уверена, что последнее подойдет. Отбрасывает Регно Лённрот так, будто откусила кусочек гнилого яблока, и наконец — не без сомнений — вписывает в соответствующую графу: «Диана Хантер».

Журнал без замечаний принимает этот псевдоним.

Извиняясь про себя перед владельцами за неприятности, которые на него может навлечь такой электронный вандализм, она расплачивается за рыбные палочки и выходит из кафе, а терминал звенит всякий раз, когда обнаруживает высокое сходство между наборами данных. Затем, секунду спустя, другой сигнал, очень знакомый и приятный, пока она не вспоминает, что ничего приятного в нем не осталось. Ей пишет Свидетель:

— Вы хорошо себя чувствуете, инспектор?

— Да, всё в норме.

— Вы не работаете по своей обычной схеме. Вы были очень расстроены тем, что подозреваемому удалось скрыться в системе общественного транспорта.

— Это дело требует необычных стратегий, чтобы закрыть его с пользой. Я размышляю о том, что делать дальше.

— Я могу помочь, если вы обсудите это со мной.

— Сначала мне нужно получить дополнительную информацию. В этом деле есть значительные области, которые мы еще не поняли как следует.

— Пожалуйста, объясните.

— Хантер явно верила, что нашла способ сопротивляться нейродопросу, и, возможно, не только ему. Мне нужно исключить этот фактор как можно скорее.

— Система может оценить любую частную угрозу.

— Но по определению ты не можешь спрогнозировать атаку, которая обошла бы твои защитные механизмы. Иначе ты бы ее уже заблокировал.

— Это верно.

— Есть дополнительная информация по моим текущим запросам?

— К сожалению, несмотря на все усилия Свидетеля, подозреваемого Регно Лённрота обнаружить не удалось. Вероятно, пришло время попробовать извлечь его облик непосредственно из ваших воспоминаний о событиях. Это потребует полдня, включая время на адаптацию.

Нейт вспоминает о Гномоне: резкие порывы ветра несут внутрь песок и птичий помет… Нет. В этом смысле, по крайней мере, послание Дианы Хантер совершенно внятное.

— Продолжай искать. И, пожалуйста, назначь мне завтра на полдень встречу с Пиппой Кин. Я хочу, чтобы она лично следила за моим состоянием во избежание сомнений.

— Да, инспектор. Конечно.

Разговаривать с машиной неприятно, потому что ничего не изменилось. Если она о чем-то попросит, все будет исполнено идеально. Если не попросит, но испытает в чем-то потребность, все будет сделано. Ее несут волны Системы, но теперь она знает, что эта безопасность иллюзорна. В знаниях и способностях Свидетеля есть пробелы как минимум в готовности наблюдать. Вдруг машина ей только что соврала? Как узнать?

Кто-то одолел Систему. Кто-то другой, не Диана Хантер.

Никому не по силам одолеть машину , в конце концов она всегда одержит верх. Только одна женщина была близка к успеху — сумасшедшая. Бедная бледная Анна.

Мария Табмен не идет у нее из головы: «Меня зовут Мария, как Магдалину». Назвала свое имя в латинизированной форме, а не сентиментальное английское Мэри.

Не стоит сентиментальничать — это некрасиво.

Анна на иврите означает красота, благоволение.

И снова Лённрот что-то ей говорит — может, все говорит — так, что она не поймет до момента, пока не выяснит. Но что именно говорит? Тайну, которую знала Диана? Или указывает на секрет самого Лённрота? Нет. Лённрот ничего не выдает просто так. Все это делается для достижения какой-то цели.

Нейт все больше убеждается, что ответы для этого дела следует искать в голове Дианы Хантер, а не в реальном мире. И в этом, как ни противно признавать, она солидарна с Оливером Смитом.

Черт.

Вот и приехала. Нейт выходит из автобуса и смотрит на многоэтажное здание перед собой, ошеломительно дорогую и при этом крайне уродливую недвижимость вокруг. Что до сих пор привлекает влиятельных и богатых людей в этой части Лондона? Близость к опустевшему Букингемскому дворцу? К старым торговым империям «Хэрродс» и «Харви-Николс» и соседствующей роскоши парка и Альберт-холла? Или это просто сила привычки?

Она нажимает на медную кнопку звонка и ждет, пока солдат откроет дверь. Они смотрят друг на друга через стекло: инспектор в штатском, одно колено испачкано какими-то потрохами или маслом, волосы на виске слиплись от подземной сажи, в руках — развороченный кукольный домик; напротив — в полной выкладке, безупречная матрона из какого-нибудь арктического подразделения с разрешением на ношение огнестрельного оружия на территории Лондона.