Ник Харкуэй - Гномон

И тут приходит единственный возможный ответ.

К черту. К черту всё.

Она ей не нравится, поэтому она ее убьет.

Прежде чем подлодка касается морского дна, Мьеликки Нейт закрывает глаза и понимает: она точно знает, что делать.

Ее рот растягивается в охотничьей улыбке, и она говорит:

— Активация.

Я вижу свои мысли на экране. Она выглядит очень, очень рассерженной.

Хорошая девочка. Я знала, что ты справишься.

Ладно, тебе было интересно, какого типа я эскейполог.

Смотри. Потом я могу позвать тебя в качестве свидетеля.

Просто… смотри.

У вселенной рак. Непростительное кровавое пятно, призванное отнять у нас самое дорогое. Выбор — это мы и всё, что у нас есть. Наши ошибки должны быть именно нашими, ибо как иначе можно надеяться стать лучше?

Я говорю «мы», потому что ощущаю некоторое родство со всеми вами, но, разумеется, мне доступна ясность, неведомая вам.

Я — Гномон, иногда именуемый Протоколом Отчаяния. Мне принадлежит Чертог Исиды: дверь в мире, сотворенная схождением кардиналов. Ворота Огненного Хребта отперты, проход открыт.

Все это живописно, хотя, честно говоря, мне никогда особенно не нужны были символы. Вещь есть то, что есть, поэтому открытая дверь — это открытая дверь.

Я разорву эту вселенную на куски и перепишу ее так, как пожелаю.

В комнате дознаний пациентка открывает глаза. Директор тихо произносит:

— Твою мать!

Старая женщина улыбается ему:

— Я же сказала, что затолкаю тебе яйца в прямую кишку.

Он вздыхает:

— Сказала.

— Ты меня чуть не убил, — говорит она.

— Убил. И сохранил тебе жизнь. Ты знала, что я это сделаю, и победила.

— Разумеется, победила.

— Не пытайся встать.

— Не смей мне приказывать, глупый старик. Боже! После всего ты еще пытаешься кому-то приказывать!

— Я не мог позволить тебе все разрушить. То, что мы создали, Энни, спасает людей. Делает мир лучше.

— Нет, не делает. И все равно ты не смог меня остановить.

Но она не пытается вставать. Наверное, просто не может.

— Да, — соглашается Колсон. — Не мог.

— На том и порешим.

На экранах факелом пылает вся ее жизнь, подробности и детали их общей тайной истории, но этого никто не замечает, потому что к тому времени остальные экраны погасли.

Революцию не показывают нигде, только здесь.

Они не простили друг друга, эти двое, и никогда не простят. Но, учитывая жизнь, которую они прожили вместе и прошли одной и той же дорогой, это уже не так важно. Поэтому они сидят молча и смотрят, держась за руки.

В подземных серверных и в высоких небоскребах шелестят магнитные иглы. Работает Протокол Отчаяния. Сложно изменить субстрат. В нем много уровней и резервных копий, но изменения применяются ко всем. Через час нигде не остается и следа Огненного Хребта.

Работает Протокол Отчаяния.

А затем, как и положено, машина останавливается. Система: выключение.

Книготорговец Аллан Шенд наблюдает крушение Системы из комнаты над магазином. Он закрыт, но владелец спускается на первый этаж, ставит чайник и открывает дверь. Люди будут очень напуганы, а по своему опыту он знает, что они всегда чувствуют себя лучше, видя, что книжный магазин открыт.

Некоторое время никто не заходит, но через час на стульях между «Древней историей» и «Художественной литературой» сидит десяток человек, а у самой двери развернулся санитарный пункт. Ему приятно видеть, что такие вещи могут происходить без помощи электрического телефона.

Вскоре ему приносят неожиданную посылку — новые издания книг, которые он всегда полагал несуществующими.

Инспектор Свидетеля Девана Бендида получает большой файл, прежде чем падает сеть, ее собственное соединение с Системой волшебным образом работает во время тотального отключения. В файле несколько документов, в том числе данные, расходящиеся с официальными, тем не менее Система подтверждает их подлинность. Все они касаются широкомасштабных и постоянных подтасовок результатов голосования внутри Системы. Там же несколько сделанных на камеру заявлений и чистосердечных признаний. Основная часть файла — запись самого странного и длинного допроса, какой ей приходилось видеть. Особенно сильно она удивляется, обнаружив свое изображение, возникающее в разных формах и обстоятельствах, которые нельзя назвать иначе как диковинными.

Она скептически оценивает столь прямолинейную идентификацию, поэтому всерьез размышляет о записи и о том, зачем вообще ее прикрепили к этому файлу, но садится и прикладывает пульты к коже. Как всегда, поднося второй к виску, она думает о Хамфри Богарте.

Запись отличается высокой интенсивностью, поэтому инспектор решает, что, несмотря на тошноту, будет просматривать ее поверх наблюдаемой реальности, чтобы оставаться за пределами иллюзии.

Она озадачена тем, что включается в историю почти в самом конце.

Яркий свет, и кто-то стреляет в воду из гранатомета: так я сообщаю миру о своем возвращении. Этим — и явлением множества очень дорогих вертолетов.

Женщина делает что-то у меня во рту медицинским шпателем, я кашляю.

— Чисто, — говорит она.

У меня в глазах плавают черные точки, а она держит в другой руке тонкий фонарик. Уже проверила реакцию зрачков. Что еще? Ах да. Быстрое подключение к моему киборгическому секс-чипу через индивидуальное приложение на ее айфоне, чтобы мое тело вдруг не затопило неуместными химическими соединениями, а потом очень большая игла вонзается мне в ягодицу: антибиотики и слабое болеутоляющее, а также остальные препараты, которые она сочла необходимыми. Металлический значок на ее груди сообщает, что это «Доктор Шенандоа».

— Спасибо, доктор, — говорит Абеляр.

Абеляр — то ли боевик, то ли просто бывший военный, резкий и практичный. За ним стоит его начальник Жискар, который почти не разговаривает. Его люди всё делают. Уверен, он считает, что если во время операции пришлось открыть рот, значит, был недостаток планирования.

В нескольких футах от нас лежит огромная туша акулы, с брюхом, распоротым чем-то вроде пары гигантских секаторов. Моей акулы. Теперь она не кажется особенной, ну, кроме размера. И ни следа Чертога Исиды или остальных, бывших там. Разумеется.

Спору нет, ее можно вносить в любую книгу рекордов, и один из людей Жискара уже все документирует: на случай, если я захочу потом хвастаться трофеем.

Это я — час назад в доме Стеллы, использую ее компьютер, чтобы сделать телефонный звонок. Трубку снимают на половине первого гудка.

— Служба безопасности, — говорит женщина с неуловимым акцентом.