Анна Пейчева - Государыня for real [litres]

Тут все отвлеклись на Алексея, который наконец-то вылез на платформу и начал шумно обтираться своей клетчатой рубахой, которую Софи бережно подшила шнурами от своих многочисленных браслетов. Богатырь тряс мокрой бородищей и во всех брызгался. Потом плюхнулся на один из свободных пеньков поменьше. Пенек побольше заменял команде стол.

— Только простуды нам тут и не хватало, — забормотал геолог Савельев, отъезжая со своим пеньком от встрепанного Алексея. — Таблеток мало, котел Ершова не работает, до ближайшей больницы тащиться полсотни километров, да и неизвестно, действует ли она сейчас, а он плещется во льду, как пингвин беззаботный.

— Нет тут никакого льда, Савельев, не хнычьте, — степенно ответствовал Алексей. — А если что, ерофеичем полечитесь.

Парень жадно набросился на жареного карася. С мясом тут было плохо: охотиться на крупных животных было некогда, лошади рассматривались исключительно как друзья, сармовчане своих яков не продавали ни за какие деньги, все лесные птицы куда-то подевались, зато откуда-то взялись городские голуби, которым делать среди вулканов было решительно нечего. Студенты-биологи уже готовили научные работы на эту тему, однако вся их писанина не меняла тот факт, что есть голубей, переносчиков разнообразных болезней, было никак нельзя. Оставались озерные рыбы, однако Николай Константинович не без оснований опасался, что этот источник питания отнюдь не бесконечен. Кое-кто из студентов-биологов предполагал, что рыбы в озере не будет уже через месяц. Студенты-химики срочно осваивали производство сыра из лошадиного молока.

— А от ерофеича потом чем лечиться? — уныло спросил Савельев.

Алексей не обратил внимания на зануду и потянулся к полупустой корзинке с княженикой:

— Эге-гей, Мустафа, а вы, как я погляжу, времени зря не теряете! Я понял, чем вы там в своей Академии наук занимаетесь! Изучаете способы скоростного поедания вкусняшек, угадал?

— Совершенно верно, мой милый Алешенька, — кивнул академик, умудрившись подцепить очередную горсть ягод прямо у Поповича из-под носа. — А я в этом чемпион, клянусь Аллахом! Иначе как бы я президентов Академии стал, по-твоему? Выбрали за особые заслуги в поедании сладостей, разумеется! «Омела» на Университетской набережной — наш любимый испытательный полигон, или главная лаборатория, если угодно.

Алексей расхохотался:

— Так вы, должно быть, ждете не дождетесь возвращения электричества, чтобы возобновить свои исследования, прерванные на самом интересном месте?

— Ну конечно! — Блюментрост театрально вскинул руки к золотому парусу, а заодно захватил и несколько ягод из корзинки. — Я же семнадцатого мая как раз исследовал семнадцатый способ поглощения торта «Ореховый взрыв»!

В этот момент на берегу, в трехстах метрах от платформы, раздался страшный грохот. Гремело, ревело железо, содрогалась земля, штормило тихое озеро, как буйное море. Платформа ухала на волнах вверх-вниз. Пеньки переворачивались на бок и скатывались за борт вместе с жареными карасями и последними ягодами княженики. Николай Константинович с коллегами хватались друг за друга, за столб с буром, за мачты паруса.

Научная элита империи бессильно наблюдала, как неграмотные, но дюжие сармовчане под предводительством Ерофеича в мокром овечьем тулупе рушили магнитную стену, построенную с таким трудом. Деревенские парни раскачивали вагоны и опрокидывали их в озеро, один за другим. Вокруг метались растерянные студенты, и Николай Константинович, надрываясь, кричал им через озеро: «Отойти! Всем отойти! Отойти из опасной зоны!» Только бы не случилось массовой драки, только бы студенты не попали под падающие вагоны! «Отойти, приказываю! Приказываю отойти!» — во всю мощь легких кричал он, как никогда в жизни. И это был единственный раз за последние 47 дней, когда он действительно не думал о Мелиссе. Сейчас он думал только о своих подопечных и кричал, кричал им отойти от берега. Но его почти не было слышно из-за протяжных завываний Ерофеича.

— Не дозволим грешникам злодействовать! — гудел над вулканом низкий голос старосты. — К батюшке Перуну лезут, молнии воруют! К демонам в подземную хатку стучатся! Будят демонов грешники! Не дозволим! Взялись, робятки, ать-два!

И еще один вагон со стоном рухнул в золотистую воду.

8 августа

Венесуэла. Долина реки Апуре

Мелисса

Проклятая сигара никак не кончалась, а горло уже сжимала тошнота. Желудок, в котором болтался осточертевший рыбный бульон с гренками из маниока, скручивался все сильнее, хотя еще минуту назад казалось, что дальше некуда. Тяжелый влажный воздух облепил все тело жарким одеялом. Укусы насекомых, расчесанные до крови и набухшие, непереносимо зудели и чесались. Голова кружилась из-за не прекращающейся даже по ночам духоты, и от этого тошнило еще больше.

Однако Мелисса продолжала обаятельно улыбаться и вдыхать сигарный дым, пока Кармен переводила ее пламенную речь индианкам племени яномамо. Как говорил когда-то, много лет назад, ее первый наставник-имиджмейкер: «Опытный политик не то что желудок и легкие, жизнь отдаст ради электората. По крайней мере, до того момента, как электронный избирательный бюллетень поступит на главный сервер Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел».

В данном случае перед экс-премьером стояла гораздо более трудная задача, чем заполучить виртуальные голоса лояльных избирателей. Она должна была уговорить затравленных дикарок выкрасть главную святыню племени. И не просто выкрасть, а еще и доставить к месту назначения — пересечению рек Апуре и Ориноко в четырех сотнях километров отсюда.

Кармен закончила воспроизводить ужасные звуки, которые дикари считали своим языком (хотя по мнению Мелиссы, все эти уханья, визги и лай больше походили на саундтрек к гипотетическому фильму «Апокалипсис в зверинце»), и выжидательно уставилась на экс-премьера. Нужно было продолжать любой ценой, даже если в разгар выступления ее вывернет прямо на пятнистого тапира, который вился вокруг индианок наподобие домашней собачонки, а сейчас был жутко занят обнюхиванием промокших ног Мелиссы в закатанных брюках.

— Сестры! Подруги! Дети Луны! — возопила Мелисса с надрывом. Про Луну это не она придумала, сами яномамо так себя называли. — Вас избивают ваши мужья, отцы и братья. Вас заставляют производить потомство в одиннадцать лет. Вас изгоняют из дома на время критических дней. Вам приходится бросать своих новорожденных дочерей в лесу, потому что от вас ждут наследника и никого больше. Вы должны таскать дрова и воду, пока ваши мужчины курят у костра. Традиции убивают вас. Так давайте сломаем их! — крикнула она и втянула полные легкие горячего дыма, с трудом удержав кашель. — Я женщина и я курю, пока мой мужчина пресмыкается передо мной, как ручной тапир!