Анна Пейчева - Государыня for real [litres]

В полном согласии со сценарием, из густых кустов папоротника вылез Левинсон, изобразив на своем волевом лице жалкую просящую улыбочку. Индианки испуганно ахнули, однако не разбежались. Униженно пригибаясь к земле и подобострастно кланяясь своей повелительнице, креативный директор «Всемогущего» подполз поближе и бухнулся перед Мелиссой на колени:

— Богиня! Умру за тебя!

Кармен торопливо переводила речь Мелиссы и стенания Левинсона, пытавшегося всучить повелительнице ветку железного дерева, чтобы богиня как следует его высекла за плохое поведение. Плохое поведение, по словам Левинсона, заключалось в том, что до сих пор не сумел умереть от любви к ней, хотя очень старался любить ее до разрыва сердца. Другой рукой Левинсон незаметно отпихивал тапира, который совал свой висячий нос за шиворот русской косоворотки шоумена и сильно портил представление. Однако целевая аудитория не обращала на длинноносую свинью никакого внимания и завороженно наблюдала за невиданным раболепством сильного мужчины перед слабой женщиной.

Головокружение набирало обороты. Последняя затяжка была совершенно точно лишней. Мелисса почувствовала, что вот-вот упадет и ухватилась за железно-деревянную палку, которую протягивал ей Левинсон.

— Бей меня со всей силы! — драматично воскликнул Левинсон, балансируя палкой, чтобы обеспечить богине хоть какую-то опору. — Твои тумаки слаще бананов!

— Пора закругляться, Габи, — прошептала Мелисса. — Меня сейчас или вырвет, или вырубит.

— Садись на меня, — пробормотал Левинсон, отпустил палку и встал на четвереньки. Мелисса осела на него, как на скамеечку, опередив тапира, который тоже приготовился запрыгнуть на спину креативному директору.

— Сестры Луны! — сказала Мелисса нормальным голосом, потому что на исступленные крики уже не было сил. — Вы хотите жить, как я? Вы хотите, чтобы все мужчины были у ваших ног?

Кармен что-то ухнула и индианки заголосили, простирая к Мелиссе руки.

— Отлично, — деловито сказала госпожа Майер. — Тогда вот что. Вы должны уйти от своих мужей, чтобы они поняли, что без вас они пропадут. И не просто уйти, а унести с собой всю их удачу. Вы должны забрать дух племени! Камень Куэка уйдет вместе с вами!

Услышав священное имя, индианки ужаснулись. Похоже, они боялись даже приближаться к святыне, не что брать ее без спроса.

— Я посланница Луны, — успокоила аудиторию Мелисса, — и я веду женщин всех племен яномамо к Ориноко. Там, где Апуре сливается с Ориноко в одно целое, Луна свершит свое волшебство! Мы придем к Ориноко, сложим на берегу все камни Куэка, небеса вспыхнут и Луна пошлет вам безграничное могущество! С Ориноко вы вернетесь сильными и смелыми, сильнее и смелее любого мужчины!

Пожилые дикарки, чьи носы были украшены самыми длинными палочками, а уши — самыми пышными перьями, попятились. Однако их удержали молодые женщины со свежими шрамами по всему телу. После короткого бурного спора, одна из юных, но уже сильно беременных девушек спросила через Кармен, долго ли идти. Мелисса сказала, что идти не придется, они поплывут на каноэ — кстати, каноэ тоже нужно будет украсть у племени. Дорога по затопленным мангровым зарослям займет дней тридцать. А если они отвергнут зов Луны, небрежно прибавила экс-премьер, то обиженная Луна накажет их особенно изысканно: следующие 780 тысяч лет в племени будут рождаться одни девочки. Кармен немного растерялась, переводя фразу про 780 тысяч, поскольку язык племени яномамо предполагал счет только до пяти. В итоге индианкам пообещали бессрочное наказание. Тут уже и пожилые дикарки спохватились. Стукаясь ноздревыми палочками, они собрались в тесную кучку и после небольшого брейнсторма вынесли решение: эх, пропади все пропадом, терять нам нечего, идем к Ориноко!

Кармен объяснила, как найти их стоянку среди лабиринта воздушных корней мангровых деревьев, и предупредила, что беглянок будут ждать только до заката. Индианки привычно взвалили на себя охапки сучьев и, тяжело ступая, затерялись в джунглях. Тапир, озабоченно похрюкивая, потрусил следом.

— Думаешь, придут? — спросила Мелисса, отбрасывая прочь сигару и со стоном облегчения падая на влажную траву, пропитанную болезнями и кишащую насекомыми.

— Я бы поставил на это свое чувство собственного достоинства, но у меня его нет, так что могу поставить свою любовь к тебе, которой хватит с избытком на нас обоих. Такой ответ тебя устроит? — хмыкнул Левинсон, стряхивая с колен разноцветных многоножек. — Не они первые, не они последние. Шестьдесят четыре шоу за шестьсот километров, и каждый раз — безоговорочный успех. Лучшие гастроли в истории Южной Америки. Если бы ты захотела, мы бы тебя уже двинули в президенты Венесуэлы. Эта аудитория ходит перед тобой на задних лапках.

— Спасибо, хватит с меня политики, — вяло отказалась Мелисса. Ее по-прежнему сильно мутило.

— О, смотри-ка, — Левинсон указал куда-то вверх, в спутанный клубок мокрых лиан, свисавший с густо-зеленого дерева. — Оказывается, у тебя есть фанаты среди всех представителей местной фауны.

Мелисса взглянула наверх. Среди лиан, прямо над ней, угнездилась пестрая змея.

Экс-премьер равнодушно отвернулась. Прошли уже те времена, когда она подпрыгивала и взвизгивала из-за каждого крокодила, скорпиона, паука или попытки Левинсона положить ей руку на колено. Теперь она просто мысленно переносила себя на узкие улочки родной Риги и отстранялась от всего происходящего в этой мерзкой реальности. Крокодилы, Левинсон и другие хищники, не встречая никакой реакции с ее стороны, с позором отступали.

— Поверить не могу, что всего пару месяцев назад я мечтала о сигаретах и жарком пляже, — с отвращением сказала Мелисса, расстегивая жесткий воротничок испанского мундира, задубевшего от пота и грязи. — Сегодня какое? Восьмое августа? Черт возьми, а как будто уже год бредем через проклятые джунгли. Ненавижу эту страну. Везде дикость, тупость и агрессия. Интересно, за сколько лет Россия станет такой, если не вернется электричество?

— Сеньора Мелисса, пойдемте в укрытие, прошу, — Кармен беспокойно оглядывалась по сторонам. — Мужчины яномамо свирепы. Они могут всё узнать. Если они придут сюда — нам будет плохо.

Кармен была потрясающе красивой бразильянкой с томными длинными глазами и угольно-черной косой, заплетенной на русский манер. Она училась на этнографическом факультете Императорского Томского университета и потому неплохо владела языком Пушкина и Толстого. В составе экспедиции Левинсона она оказалась случайно. В конце мая Кармен отправилась на летние каникулы домой, в Рио-де-Жанейро. Маршрут она себе проложила сложный, через Венесуэлу, чтобы попутно собрать материал для курсовой работы про традиции местных индейских племен. После отключения электричества она вместе с другими путешественниками застряла в грязной Ла-Гуайре. Через месяц моряки озверели настолько, что начали набрасываться на девушек прямо на улицах мерзкого городка. Кармен едва не стала жертвой дюжины сомалийских матросов, переполненных кокуем и отчаянием. Как ни странно, ее спас доблестный Столыпин, который, впрочем, стал героем не специально. Инцидент случился у него под окном. Семен затеял постирушки, а грязную воду вылить было некуда — трубы в жуткой квартирке на втором этаже, которую они сняли по прибытии, давно засорились. По циничному совету Левинсона Столыпин выплеснул содержимое таза в окно, на грунтовую дорогу, где в этот момент матросы приставали к Кармен. Сомалийцы посмотрели на удивительно ясное в тот день небо, потом — на мокрые рубахи друг друга, на сухое платье Кармен и слегка протрезвели. Решив, что кто-то всемогущий пытается им что-то сказать, парни сочли за лучшее разойтись. А Кармен мгновенно и страстно влюбилась в Столыпина, робко выглядывавшего из окна второго этажа. Дополнительным бонусом для Семена стало также отсутствие у него аллергии на венесуэльский стиральный порошок.