Антон Морозов - Рассказы. Выпуск 2 [Сквозь поколения]

В этот момент Генри растерялся и немного испугался. Он стоял, смотрел то на улыбающегося чернокожего парня, то на свое отражение на блестящей поверхности саксофона.

— Так что? Остаешься? — подмигнул ему музыкант.

Сердце бешено колотилось, на глаза наворачивались слезы. Нет, это все ему просто снится. Не бывает так. Ведь он сирота, коих полон город. С чего бы вдруг этим двум джентльменам ему помогать?

Мальчишка резко сорвался с места и выскочил из кафе, едва не сбив с ног даму, собиравшуюся войти.

***

Сэр Генри вынырнул из воспоминаний и уронил карту. Сейчас он вновь стоял в комнате с камином. Сквозь нарисованную маску на лице шута проступили знакомые черты.

— Ты убежал от своей мечты, потому и несчастен. Потому пытаешься заполнить дыру в своем сердце, брат Тав. Я мог лишь направить тебя, но не заставить, — прошептал пленник.

Старик едва не рухнул на пол, но охранник успел подхватить его.

— Не может… Этого не может быть.

Сэр Генри схватился за сердце.

— Может, брат, — ответил шут.

— Зачем ты все это сделал? Почему всю жизнь пытаешься мне мешать?! Кто ты, черт тебя дери!

— И вышли четверо братьев из дома Малкут. Первым шел Куф, за ним — Реш и Шин. Тав 1 1 (прим. авт.) Малкут — сефира-мир, часть древа Сефирот. Тав, шин, реш, куф — буквы иврита. В околокаббалистической эзотерике считается, что они принадлежат к сефире Малкут. вышел последним, обещав догнать их, когда исполнит свою мечту. Ибо с именем его всякое дело завершается, и всякая история обретает финал. Я пытался тебе помочь. Правда пытался. Все уже в сборе, только ты застрял здесь, а я жду, когда ты вернешься в отчий дом. Я пришел первым, и я уведу тебя отсюда, если сам того захочешь. Ты не помнишь. При рождении тебя назвали Октав. Октав Годар. Твои родители в этом мире — французские эмигранты. Они умерли, когда тебе было два года. Потом ты оказался на улице, и люди, что приютили тебя, дали новое имя.

Сэр Генри, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед. Джеффри был готов выстрелить в пленника и целился точно в лоб.

— Все в порядке, парни…

Старик не без труда наклонился, подобрал карту с пола и, вновь провалившись в воспоминания, рухнул на персидский ковер. Он лежал посреди комнаты с открытыми глазами, улыбаясь тому, что не мог видеть никто другой.

Джеффри наклонился над шефом:

— Сэр, как вы?

— Со мной все замечательно, Джефф. Все просто отлично.

Он закрыл глаза. В комнате с камином заиграл Колтрейн. За окнами, прикрытыми бронированными ставнями, на землю тихо падал снег.

1959 год. Арт-кафе.Мальчик не мог понять, что только что с ним произошло. Перед глазами возник странный кабинет с камином, мужчина в старинном шутовском костюме.

Генри даже тряхнул головой, и, сам не понимая, что делает, протянул саксофонисту руку:

— Меня зовут Октав, сэр. Я… я очень хочу стать вашим учеником.

Многие хардкор-группы выстраивают свои композиции по принципу нехитрой борцовской тактики. Сперва выводят слушателя из равновесия, раскачивают его густыми волнами гитарных риффов, отклоняя эмоциональный центр тяжести от вертикальной оси; а затем валят с ног зубодробительным ритмическим рывком, взвинчивают темп до состояния, близкого к фибрилляции, плотным ударом музыкальной агрессии втискивают в условное татами. Иппон. Вильфрид Дитрих. Бросок века.

Именно в такой кульминационный момент, когда прижатое к впередистоящему сидению колено заметалось вверх-вниз, Константин был вынужден отвлечься от прослушивания. Его теребили за плечо. Несильно, но гаденько. Гадливость усугубилась, когда Константин обернулся к источнику беспокойства. Над ним нависала монументальных масштабов старуха — в складках тела скопился пот, бледно-голубые волосы вспенены кудрями, в опухшей руке зажата подобающая по статусу тележка. Узор морщин на ее лице калейдоскопическим образом менялся — старуха вещала. И Константин заранее знал, что ему предстоит услышать, но все же поставил музыку на паузу.

— …хоть чуть-чуть надо иметь! Совсем вас, что ли, ничему теперь не учат? Я бы посмотрела, как ты в мои годы постоишь! Да не доживу… Совсем плохо в последнее время, худо совсем…

Константин в принципе ничего не имел против уступания мест пожилым людям. Даже наоборот, он готов был подписаться под каждым словом того бархатистого голоса, что с определенным интервалом оглашает автобусный салон призывами к порядку и благочестию. Однако этой конкретной особи он уступать не хотел. Но уступил. Рефлекторно, что ли? Видимо, и теперь все же чему-то, да учат.

Победительница стала втискиваться в тесное межсиденье, елозя тележкой по Константиновым кроссовкам, впрочем и без того не выделявшимся чистотой. Он же с нового ракурса окинул взглядом пассажиров и запустил песню сначала. Импульс ритмического перелома стоило просмаковать без отвлекающих факторов. Константин пытался растворить сознание в хриплых звуках, из признаков жизни оставив себе лишь монотонное покачивание головой. И все же по внутренним стенкам черепа было размазано липкое ощущение, будто все стоглазое автобусное нутро уставилось на него. С неодобрением, разумеется. Из-за чего — черт его знает. Может, из-за хамоватой безучастности, которая вынудила старушку выпрашивать положенное ей по правилам доброго тона. Или из-за безропотности, с которой он покинул свое место под первыми порывами тревожных ветров скандала.

Еще раз осмотрелся. Никаких взглядов, никакого осуждения, никакого внимания — ничего. Обычная кучка ничем не примечательных статистов. Да что там! Лица были столь безжизненны, что скорее годились на роль декораций в не слишком успешном театре. А ведь в этих декорациях проходила немалая часть Константиновой жизни!

Резкий сдвоенный гудок дал понять, что телефон скоро разрядится. Аккумулятор был уже изношен, так что музыки оставалось минут на десять в лучшем случае. Учитывая улиточью скорость движения — не хватит и до первой остановки. Хардкор или возможность оставаться на связи? Вроде бы никаких звонков не предвиделось. Сказать по правде, звонки для этого телефона вовсе были в диковинку. Но на всякий случай, на всякий случай… Константин свернул наушники вчетверо и убрал в просторный карман шорт.

Ни с того ни с сего ему на ум пришел вполне прикладной способ обнаружения слежки. Достаточно просто зевнуть и посмотреть на окружающих. Наблюдатель с большой долей вероятности не сдержит зевоты. Может, попробовать? Глупо как-то. И без того очевидно, что всем плевать. Не лица, а знамена безразличия. Иллюстрация к толковому словарю. Где вообще он вычитал про эту шпионскую зевоту? Не вспомнить. Соцсети пестрят подобными фактами. Или выдумками, мимикрирующими под факты. Да и откровенными выдумками тоже. Эта смесь формирует мнения. Современная религия. Пострелигия, если угодно. Эпоха рваной информации. Клочкового обучения. Лоскутной идеологии.