Джек Вэнс - Златокожая девушка и другие рассказы

Но ее родители, скорее всего, разошлись каждый своей дорогой и бесследно исчезли в бескрайних темных просторах населенной людьми части Вселенной. Проследить среди бесчисленного множества звезд и планет все, что могло с ними случиться за семнадцать лет, было практически невозможно… Джо Парльé мог бы что-нибудь сообщить о ее родителях – он не раз намекал, что знает, чья она дочь. Но Джо был мертв, о чем Джина не сожалела ни в малейшей степени. Трезвый, он злился и дрался; пьяный, он становился похотливым, диким и опасным.

Когда Джине было девять лет, Джо начал ее лапать; вскоре она научилась прятаться под полом салуна, как только замечала, что Джо снова напился. Как-то раз он пополз туда за ней на животе. Ножкой от старого стула она стала колотить его по потному лицу и тыкать ему в глаза, пока он не разъярился и не попятился, обещая взять пистолет и вернуться. Джина перебралась в другое укрытие, а затем вернулась к себе на чердак – просто потому, что ей больше некуда было податься.

На следующее утро Джо, пошатываясь и пыхтя, взобрался к ней по лестнице – вся его физиономия была покрыта царапинами и синяками. У Джины был нож, и она приготовилась к обороне – бледная, напряженная, отчаявшаяся. Джо бранился и дразнился, но держался поодаль: «Смотри у меня, маленькая чертовка! Кроме меня, у тебя нет никого, кто о тебе позаботится. А я знаю, кто твой отец, но не скажу. Хотя, если больше ничего не останется, я знаю, где его найти. И знаю, как на него надавить – а потом кому-то не поздоровится!»

Но Джина застрелила Джо Парльé из его собственного пистолета – его и трех его пьяных дружков – прежде, чем он успел рассказать о том, что знал.

Так она шла по Райскому переулку – и вот перед ней уже появился салун Джо Парльé, старая таверна «Ацтек», точно такая же, как раньше, до последней досточки. Краска потускнела, салунные двери еще больше покосились, но даже здесь, на улице, запах табака, пива, вина и спиртного пробудил в памяти Джины, ярко и четко, сцены первых десяти лет ее жизни. Она подняла глаза к чердачному окну под коньком крыши – оттуда она смотрела, никому не видимая, на переулок и на лавку старьевщика Диона Малрони напротив.

Джо Парльé умер – но он упомянул о том, что ему были известны обстоятельства ее рождения, многозначительно постукивая пальцем по старому коричневому кошельку. Может быть, его вещи еще не пропали – их нужно было найти первым делом.

Джина скромно проскользнула в салун.

Внутри кое-что изменилось, но в общем и в целом таверна осталась такой, как прежде. Стойка бара тянулась слева; за ней в стену были вставлены, наподобие витражей, шесть больших разноцветных транспарантов с изображенными в артистических позах голыми женщинами на фоне, имитирующем инопланетные пейзажи. Над транспарантами красовалась небрежно намалевана надпись: «Привет потаскушкам всех планет!»

Справа помещение было заставлено столами; на полках под потолком пылились фотографии звездолетов и модели четырех пакетботов компании «Серые лайнеры»: «Буцируса», «Ореста», «Прометея» и «Икара». В глубине зала находились два обшарпанных бильярдных стола, несколько игровых автоматов, дозатор стимулирующих порошков и наркотиков, а также музыкальный автомат.

Джина внимательно рассмотрела лица пьянчуг, сидевших за стойкой, но не узнала в них никого из прежних завсегдатаев. Она тихонько заняла сиденье рядом с выходной дверью.

Бармен вытер руки полотенцем, приподнял подбородок и направился к ней. Молодой человек поразительной внешности, он отличался темно-коричневой кожей и ежиком желтоватых волос. По-видимому, он гордился горбоносым профилем и подчеркивал очертания мускулистого торса плотно обтягивающей блузой. «Тщеславный узколобый болван!» – поставила диагноз Джина. Конечно же, этот смуглый блондин воображал себя неотразимым в глазах женщин.

Он приблизился развязной походкой, остановился перед Джиной и смерил ее взглядом из-под полуопущенных век. Посетители, сидевшие за стойкой, обернулись; бормочущий фон их разговоров сменился тишиной.

«Чего пожелаете?» – спросил молодой бармен.

«Стакан газированного лимонада, больше ничего».

Бармен доверительно наклонился: «Позвольте посоветовать по секрету – закажите оранжад».

«Почему?» – Джина изобразила удивление.

«У нас не осталось лимонов», – он шлепнул полотенцем по ладони.

«Ладно, – кивнула Джина, – пусть будет оранжад».

Уже через десять минут бармен назначил ей свидание. Его звали Джейм Моралес, он жил у Лихача Карлсона и в дневную смену работал в «Ацтеке».

Джина сообщила ему, что заблудилась, пытаясь встретиться со своим дядей – но почему-то так и не могла его найти.

«Ага!» – отозвался Джейм Моралес, не совсем понимавший, зачем она появилась в салуне.

Джина поднялась, чтобы уйти, и положила на стойку десятицентовую монету. Джейм смахнул ее в кассовый ящик: «В восемь вечера – не забудь!»

Джина заставила себя весело улыбнуться. Как правило, ей нравились привлекательные молодые люди. Ее восхищали плотные молодые тела, прикосновения сильных рук, нагловато-беззаботные мужские манеры. Но Джейм Моралес раздражал ее. Самонадеянный, беззастенчивый и напористый, он не отличался искупающими эти недостатки умом или чувством юмора.

Джейм старательно опоздал на двадцать минут и подошел все той же развязной походкой к Джине, читавшей журнал. На нем был кричащий костюм из рыжевато-коричневого плиона с медным кантом; Джина надела скромную темно-синюю юбку и белую блузу.

Моралес отвел ее к модному небольшому аэроглиссеру четырех- или пятилетней давности. Джину позабавило то обстоятельство, что это был тот самый «Маршалл-лунатик», который она так хотела приобрести. Черт возьми, вернувшись на Землю, она первым делом купит себе блестящий новый глиссер!

«Залезай, подружка! – подсадил ее Джейм. – Улетим ввысь над горами, потом понесемся над самой рекой – в нашем распоряжении полпланеты, а ночь на Кодироне длится всего четырнадцать часов».

Глиссер взревел и рванулся с места так, что Джину прижало к подбитому пеноматериалом сиденью. Прямо над головой висела единственная луна Кодирона, небольшой яркий Садирон. Под ними проплывали черные останцы, пустынные горы и тундры, припорошенные грязно-оливковыми кочками медвежьих грибов. Вскоре они промчались над унылым маленьким поселком, отмеченным вереницей желтых фонарей, а через несколько минут на юге появилось бледное зарево – там находилась Дельта, крупнейший город Кодирона.

«Джейм! – нарушила молчание Джина. – Ты родился здесь, в Ангельске?»

Моралес возмущенно фыркнул: «Я? Здесь? Боже упаси! Конечно, нет. Я родом из Брэкстелла на Пятой планете Альнитака».