Андрей Геращенко - Пронзая время

Тишина. Неестественная тишина испуганной птицей металась по застывшей площади. Вновь раздался страшный рубящий удар. Застонала плаха, поливаемая моей кровью. Не выдержал, забился в руках стрельцов у подножия помоста Фрол:

— Брат! Брат, прости меня! Прости! А-а-а-а! Отпустите меня, а-а-а!

Я с трудом оторвал от плахи голову — странное дело, в небе появились алые облака и нависли над глазами. На шее вздулись жилы, когда я, тужась, закричал:

— Молчи, Фрол! Молчи!!!

— Атаман!!! — крикнул кто-то из толпы.

Толпа ожила, колыхнулась, как бушующее море, и взорвалась плачем и слёзным криком.

— Чтоб тебе! — буркнул испуганно озирнувшийся через плечо палач и торопливо занёс над головой окровавленный топор.

Топор стремительно падал вниз — кто-то поторопился и подал ему знак, нарушая порядок казни: голову рубят в последнюю очередь…

Он был каким-то излишне нервным и суетливым, поэтому сразу же мне не понравился, едва появился в моём офисе.

— Я к вам, — кинулся он ко мне.

Недовольно скривив лицо, я остановился перед дверью своего кабинета.

— Вы что-то хотели? — сухо поинтересовался я.

— Я к вам, — повторил он, нервно поглаживая чёрную кожаную папку.

«Ещё один графоман-любитель! Сейчас будет меня потчевать своим шедевром, — с неприязнью подумал я и глубоко вздохнул. — Ничего уже нельзя поправить, раз уж он здесь…»

Я открыл дверь кабинета:

— Проходите.

Он не вошёл, а осторожно проскользнул, прикрыв за собой дверь и сразу же, увязавшись за мной, бросился к моей гордости — большому письменному столу из красного дерева, привезённому из Германии. На ходу раскрыл папку.

— В чём дело? — я сел в кресло и придвинул к себе пепельницу в виде Колизея.

Он извлёк из папки старенькую общую тетрадь, не решаясь сесть. Пусть постоит.

— Мы не принимаем рукописей, — сразу же предупредил я.

— Это, — он сразу же замялся. — Год назад у вас работал журналист Ларин. Степан Ларин.

Я впервые внимательно посмотрел на него. Неприятно было вспоминать прошлогоднюю историю — она отвратительно пахнет даже теперь, и этот придурок мне опять всё напомнил. Мне тогда здорово досталось от Брынчалова… Вновь, теперь уже от господина президента и моего личного друга и покровителя — в этом году выйдет мой трёхтомник…

— Чего вы хотите? — этот тип был не только неприятен, но уже и опасен.

— Вот, — он придвинул ко мне тетрадь.

— Что это? — саркастически усмехнулся я, выуживая из кармана пачку «Мальборо».

Не думает же он, что я предложу ему курить.

— Это его рукопись.

— Ларина? Стёпы? — я насторожился — неужели это те его проклятые документы, в которых компромат на Брынчалова.

— Да.

— Как она к вам попала?

«Голубчик, отсюда ты отправишься аккурат в ФСБ», — промелькнуло у меня в голове.

— Неважно, — он отмахнулся от меня рукой и быстро зашагал к дверям.

— Эй, постойте! Постойте, а что с ним?

«Почему я не нажал кнопку?»

— С кем?

«Господи, до чего он неприятен — похож на спившегося, деградирующего интеллигента! Ненавижу таких!»

— С Лариным? — я с любопытством придвинул к себе тетрадь.

Нет, это не компромат. Я расслабился. Что он тут написал? Рукопись?

Тип мялся в дверях, как-то жалко улыбаясь.

— Так что с ним? Я слышал, что он поправляет своё здоровье в частной клинике?

Тип уже стоял по ту сторону двери, но задержался и, прежде чем её закрыть, сказал:

— Он умер, — и, после секундной паузы, добавил: — Ещё год назад.

Дверь захлопнулась. Я успел отдёрнуть руки от этой проклятой тетради — показалось, что она превращается в опасную чёрную змею.

— Умер? — тупо спросил я сам у себя.

Мои руки затряслись, а подсознание, поспешив на помощь, твердило откуда-то из-под мозжечка: «Успокойся, тебе нельзя волноваться! В сейфе стоит бутылка коньяка… Успокойся, он умер! Нужно срочно выпить…»

Сегодня Гусеву не спалось. Во-первых, ещё не успели улечься страсти по поводу указа Лукашенко о снятии Мацкевича, Шеймана и генпрокурора, а косвенно это могло сказаться и на работе отдела Гусева, а во-вторых нужно было что-то делать с Поповым. Утром Попов заявился прямо в здание УКГБ и потребовал, чтобы Гусев спустился к нему вниз. Когда же по просьбе Гусева Попову сказали, что Вячеслава нет на месте, тот оставил пространное сообщение следующего содержания: «Вячеслав, я имею важные сведения о контрабандной торговле спиртом. Необходимо быстро принимать решение. Встретимся завтра в парке, как обычно — возле фонтана. Ровно в двенадцать. Я специально отпрошусь с работы! Попов».

«Идиот!» — обругал в сердцах Попова Гусев. Обычно люди с недоверием относились к КГБ и заполучить неплохого информатора на ликёро-водочном заводе было не так-то просто. А Попов был вполне заметной фигурой — работал мастером в разливочном цеху и поначалу Гусев всерьёз рассчитывал на успех. Во всяком случае Попов пошёл на контакт охотно — сразу было видно, что ему льстит одно то, что его до сей поры скромной персоной всерьёз, как ему казалось, заинтересовались специалисты. Но шло время, а от контактов с Поповым не было никакого толка. Ничего серьёзного так и не удалось узнать. В актив этой работе Гусев мог записать разве что задержание мелкой партии краденой водки, которую пытались продать через центральный гастроном. В пассиве же было гораздо больше — во-первых, Попов отнимал немало рабочего времени, а, во-вторых, инженер, большой любитель поддать, по пьяному делу не раз и не два уже успел сболтнуть о своих контактах с КГБ, что тоже не способствовало нормальной работе. Гусев был почти уверен в том, что завтрашняя встреча с Поповым не принесёт никакой пользы и он, скорее всего, услышит очередную историю о воровстве двух ящиков водки главным инженером или же директором — всё чаще за Поповым в последнее время водился грешок использования связей с КГБ в своих личных целях — за прогул его недавно лишили премии. Вместе с тем, сходить на встречу всё же стоило — записка была официально передана через дежурного и шеф наверняка в курсе её содержания. К тому же Попову уже следовало дать понять, что дальнейшие контакты нежелательны. Тем более — визиты в здание УКГБ. Можно было, конечно, отделаться от Попова с помощью коллег — припугнуть его, как следует, но этого Гусеву делать не хотелось — кому понравиться выставлять напоказ брак в собственной работе.