Клиффорд Саймак - Вы сотворили нас [Сборник]

Годы, однако, брали свое.

Когда Саймаку исполнилось шестьдесят пять, он решил уйти на пенсию, чтобы отныне заняться только литературным трудом. Однако ему пришлось сделать неприятное открытие — разочарование, постигшее и многих других его коллег , — что налоговое ведомство рассматривает авторские гонорары как заработки, и это существенно уменьшает, а то и сводит на нет размеры пенсии. В итоге Саймак так и не покинул, «Миннеаполис Стар» — еще целых восемь лет. Правда, издатели, в свою очередь, тоже держались за него, предоставляя не только работу, но и полную свободу выбора — чем и как заниматься. Гордон Диксон вспоминал, что однажды, в 1976 году, когда они с Саймаком только что кончили раздавать автографы в специализированном Миннеаполисском магазине фантастики «Дядюшка Хьюго» (имеется в виду отец американского НФ Хьюго Гернсбек), он спросил:

— Клифф, если бы вы знали, что литературные дела пойдут так успешно, может, вы и не остались бы в газете?

— Нет , — подумав, отозвался Саймак . — Остался бы. В любом случае бы остался.

А ведь к этому времени он стал уже едва ли не символом американской НФ — одним из наиболее ярких ее олицетворений. «Тот, кто не любит Саймака, вообще не может любить фантастику », — утверждал Роберт Хайнлайн… «Всякий, кто хоть раз прочел хоть одну его книгу, не может не полюбить Саймака », — вторил ему Пол Андерсон. Подобных высказываний тьма. И, казалось бы, Саймак мог спокойно существовать в этом принявшем, признавшем и полюбившем его мире авторов, издателей и читателей НФ.

Однако он помыслить себя не мог без той самой суматошной и галдежной обстановки редакции. И оставил ее лишь тогда, когда этого настоятельно потребовало ухудшившееся здоровье.

Чета Саймаков жила теперь уединенно. Дети — сын Скотт и дочь Шелли — уже выросли и разъехались в разные концы страны. Кэй все больше сдавала — ее мучил тяжелый артрит. Саймак самоотверженно ухаживал за ней, взвалив на свои широкие (в прямом и переносном смысле) плечи и все домашние обязанности, но бремя забот оказалось непосильным для этого, еще совсем недавно такого крепкого и выносливого человека. У него развились лейкемия и эмфизема. В конце концов они пришли к выводу, что дома Саймак не в состоянии обеспечить жене нужного ухода, и ей пришлось переселиться в дом престарелых. Саймак находился возле нее все возможное время — говорю возможное, потому что порой ему не позволяли этого собственные болезни. В 1985 году Клиффорд Саймак овдовел. Прежде он нередко говорил друзьям, что, потеряв Кэй, он потеряет и волю к жизни. И тем не менее он сумел пережить эту потерю. Он даже нашел в себе силы работать — а может быть, как раз работа дала ему силы перенести смерть жены.

Эти последние три года жизни были для Саймака очень одинокими. Дети навещали — но лишь наездами. У них были свои дела, своя жизнь, своя работа. Трогательную заботу о нем проявляли соседи — то самое добрососедство, о котором он всегда писал, которое являлось идеалом и жизненной позицией многих его героев. Но ближе всех в эти годы оказался к нему литературный агент Гордона Р. Диксона Дэйв Уиксон. Дэйв не только помогал Саймаку в литературной работе, но и делал для него покупки, помогал готовить, возил его на машине, когда нужно было покинуть дом, а порой мог просто посидеть с Саймаком вечерком у камина или перед телевизором, скрашивая холод и одиночество большого и опустелого дома. Как-то раз Саймак признался Диксону, что если бы не Дэйв — он умер бы вскоре после Кэй.

Когда я читал об этом, мне все время вспоминалась сцена из «Заповедника гоблинов» — помните, Питер Максвелл приходит посидеть с умирающим банши… Одиноким банши, последним из своего рода. Саймак тоже был одним из последних в своем поколении

Он ушел из жизни почти так же незаметно, как банши:,темное облако, колыхавшееся среди ветвей терновника, истончилось и исчезло». С той лишь — но великой! — разницей, что Клиффорд Доналд Саймак любил людей. Эта любовь светит едва ли не из каждой написанной им строки.

Умер Саймак 25 апреля 1988 года в Риверсайдском Медицинском центре Миннеаполиса Похоронили его на Лейквудском кладбище. Именно там, во время траурной церемонии, и произнес Бен Бова те слова, с которых я начал свой рассказ.

«Говорят, что лучшие умирают молодыми , — сказал он . — Может быть, и так. Но подлинно великие живут долго и плодотворно. Но тем больнее, когда они покидают нас».

Грешен, я испытывал великий соблазн на этом и завершить наш с вами сегодняшний разговор. Потому что если о самом Саймаке у нас до сих пор действительно почти ничего не было написано, то о его книгах — довольно много. А попытаться в одной статье объять все его книги, все заключенные в них идеи, поговорить о художественных особенностях его мира — задача, в принципе, невыполнимая. Судите сами. В свое время братья Стругацкие написали превосходное предисловие к роману, «Все живое…». И хотя там почти ничего не сказано о личности писателя, о его жизни; ровно столько же — о его стилистике или, скажем, поэтике; тем не менее, Стругацким понадобился почти печатный лист, чтобы поделиться рассуждениями (и очень интересными рассуждениями!) лишь о некоторых идеях книги. А ведь нынешний двухтомник включает шесть романов! И попробуй-ка поговорить о каждом из них! В то же время в различных статьях, послесловиях и предисловиях к выходившим до сих пор сборникам Саймака о его идеях сказано немало. И пусть далеко не со всем можно согласиться, однако не начинать же сейчас дискуссии — тем более с оппонентами, высказывавшимися порой два десятка лет назад; да и вообще послесловие — не полигон для полемики.

И все же о некоторых сторонах творчества Клиффорда Саймака я не могу не сказать. О том, что так или иначе проступает во всех его книгах — или, по крайней мере, в подавляющем большинстве.

Как я уже говорил, литературный успех пришел к Саймаку не сразу. Первые публикации остались почти незамеченными. Хотя — именно почти. Ибо находились и придерживающиеся противоположного мнения читатели — причем такие, с чьим мнением трудно не считаться.

Представьте себе такую картинку. Возле одной из бруклинских школ стоит двенадцатилетний подросток и упоенно пересказывает окружившим его и напряженно внимающим одноклассникам только что прочитанный и покоривший воображение фантастический рассказ. Этим рассказом был дебют Саймака — «Мир красного солнца». А школьником — юный Айзек Азимов. И не стоит делать слишком большой скидки на детское восприятие — много десятилетий спустя Азимов признавался, что и по сей день относится к «Миру красного солнца» с трепетной нежностью.