Отто Мюльберг - Где-то в Конце Времен. Кинороман

– Мила, мой кореш еще не готов. Дай нам тридцать минут. Кстати, а Машка вам показывала, как этих быков развели?

– Да, только я ничего не поняла. Маша говорит, что ты считаешь это голографической постановкой, но сама в это не верит.

– А ты?

– Я уже не знаю, – Мила врубила гелик и показала на голограмму диктора, – Он же как живой, вблизи даже волоски и огрехи макияжа видно.

– Если профессиональный гелик, то можно даже потрогать. Технология сдерживающего эффекта и чуть-чуть самогипноза. Я как раз об этом и хотел поговорить, – я замялся, подыскивая слова.

Терри заинтересовался, бросил заправляться пивом, и уселся напротив.

– В общем, ребят, скорее всего вашими видеозаписями можно смело подтереть зад. И туда же засунуть образцы днк пришельцев.

– Объясни?

– Просто у нас тут есть один клуб чудаков, которых хлебом не корми, дай поглумиться над ближним. Об адепте Илае слышали?

– А как же. Голод.

– Голод?

– Всех четверых адептов у нас традиционно сравнивают со всадниками Апокалипсиса. Илай – Голод.

Я рассмеялся, адепту это бы понравилось.

– Так вот, этот худыш сам по себе большой дока по части навести тумана на ровном месте, а с Молохом в кармане и косплэерами в качестве персонала может устроить такое, что вам небо с овчинку покажется.

– А зачем ему это? Дешевле просто к стенке поставить. Нет человека – нет проблемы.

– К стенке? Дешевле? Тут все бесплатно, и никого к стенкам не ставят. Максимум, на что вы можете рассчитывать – принудительное фермерство, маленький домик в отдаленном уголке Гондваны с геликом и драгстором, пастор ПСС и час социальных работ ежесуточно.

– Это в том случае, если ты прав, и Голод так развлекается. А если правы мы?

– Так о чем речь? Пошли, проверим! Только учитывая, что если чужие все же есть, миссия может быть самоубийственной. Рекомендую поесть, выпить, разнюхаться и натрахаться, как в последний раз.

Выражение лиц Терри и Милы дружелюбностью не отличалось. Разное у нас с занудами чувство юмора, что уж тут, и здорового цинизма им в интернатуре явно не прививали.

– Не дрейфь, десант. Утром слетаем на ту станцию, поковыряемся в ангаре. Тем более что на моей Блохе просто чумовой саббуфер, Терри.

Понятное дело, что на платформе мы ничего таинственного не нашли. Голопроекторов, впрочем – тоже. Обычный полупустой склад полезных ископаемых, идеальное место, если вам вдруг приспичило спрятать что-нибудь размером с небоскреб.

Сойдясь на том, что дело – фонарь, я забросил ребят домой отсыпаться, а сам отправился посидеть на природе.

Для раздумий в одиночестве Нью-Прага категорически не предназначена. Я знаю город как свои пять пальцев, но могу посоветовать не больше пары мест, где почти нет прохожих. И одно из них – задворки Садов. Там есть спрятанный в яблоневой чаще небольшой чудесный холмик, который в народе окрестили почему-то Горой Фудзи. Про него мало кто знает, тусовок там отродясь не устраивали, почти идеальное место пораскинуть мозгами.

Однако на холме сегодня я оказался не один. Между яблонями был натянут гамак, в котором крепко спал добела вылинявший брезентовый рюкзак. Хозяин рюкзака застыл в позе лотоса у подножия холма с плотно закрытыми глазами. Неподвижно сидит, как камень, только косматую гриву ветром колышет. Ну и ляд с ним, пусть занимается своей йогой. И здорово, что он не на вершине засел, оттуда вид на город за лесом просто умопомрачительный, но раз так – его займу я сам.

Лежа на траве, я смотрел на сад, старый город и уходящие ввысь башни силовых ячеек, чертил палочкой на земле график и в который раз пытался свести воедино все концы.

Папэ и его манера притворяться мертвым, зануды во всем их видовом разнообразии, адепт Илай и его жрицы, Молох, ПСС и предположительные инопланетяне. Ну и царящий над всем этим Левиафан, кидающий исполинские факи засевшему на Земле злобному Баалу. О чем-то я уже начал догадываться, но в остальном…

– Не сводятся концы с концами! – в припадке отчаянья завопил я.

– Ничего удивительного, потому что их нет.

Я обернулся.

Йог, явный упоротый веган, услышал мой вопль и ответил, не открывая глаз.

– Это я о своем, чувачелло, – немного резко огрызнулся я.

Чувак был сух, как щепка, жилист, как резиновый жгут, и одет только в старые джинсы. Ни обуви, ни мобиля. Очень странный йог, хочу заметить. У тех, кого я знавал раньше, всегда были с собой брошюрки с рекламой здорового образа жизни и хоть какие-то девайсы.

– Да без разницы. Вы не можете говорить о чем-то законченном до того, как оно действительно завершилось. А этого просто не произойдет, потому что финала в чистом виде не существует, есть только переходы из одной частности в другую. Поэтому ваши выводы получаются или ошибочными, или крайне неточными. Проще свести начала. Вы попробуйте, и у вас все получится.

– Философ, ты где свои тапки забыл? – еще более грозно рыкнул я, всем своим видом напоминая о том, что вторгаясь незваным в чужую личку, можно и неприятностей огрести.

– Зачем они мне?

– Чтобы по улице ходить.

– Чтобы ходить нужны не тапки, а ноги. А они у меня есть. Две. Вот, смотри.

С логикой у него, однако, было все в порядке, как и с обеими ногами.

– Ага… Слушай, ты чем расхреначился? Я тоже так хочу.

Йог таинственно улыбнулся. Пары зубов у него не хватало. Транстаймер?

Я никак не мог понять, чем он удолбался, выглядит вроде трезвым, излагает доходчиво, но непонятно. Однако обламывать кого-то на приходе – последнее дело, я бы сам на его месте не обрадовался. Ну и ладно, языком трепаться – не мешки ворочать, хоть отвлекусь немного.

– Я – Вилли.

– Чем занимаешься, Вилли? – представиться он не удосужился.

– Да уж и не знаю. Раньше был кем-то вроде артиста.

– Из жрецов или так, по случаю?

Я было открыл рот, чтобы выдать что-то вроде «каких, нахрен, жрецов», когда вспомнил пару своих мыслей во время творчества на приходе, которую тут же ему и задвинул.

– Меня нередко посещало ощущение, что человек искусства, его страх, совесть, желания, влюбленность, скука, умения, радость и все остальное, всего – лишь оболочка для реализации Творчества. Торчки, алкоголики и остальные безмозглые шевелящиеся тела вроде меня подходят ему больше всего. Нет мозга – нет вопросов, откуда лезет почти осязаемое Нечто, что оно хочет, чего оно ждет и чем станет. Это вовсе не ты делаешь его. Это оно делает тебя. Без него ты всего лишь пустышка. Детская обманка. Сиська без молока. Копилка глупостей. Девочки, красивые и пластичные, дают не мне. Они дают ему.

– И тогда что ты без него?

– Просто торчок и алкоголик. Только девочки приходят и уходят, а оно остается. И я ему благодарен за все, что у меня было и есть.