Георгий Бальдыш - Белый камень Эрдени

Уже опоздал.

Уже.

Треснул выстрел. Негромкий сухой выстрел из "герцога". Я споткнулся на ровном месте. Все. Конец. Я побежал из последних сил. Впереди справа мелькнула между безобразными формами фигура в белом лабораторном халате. Гриша Серосовин по прозвищу Водолей. Тоже опоздал.

Треснули еще два выстрела, один за другим… "Лева. Вас убьют". "Это не так просто сделать…" Мы ворвались в мастерскую Майи Тойвовны Глумовой одновременно - Гриша и я.

Лев Абалкин лежал посередине мастерской на спине, а Экселенц, огромный, сгорбленный, с пистолетом в отставленной руке, мелкими шажками осторожно приближался к нему, а с другой стороны, придерживаясь за край стола обеими руками, к Абалкину приближалась Глумова.

У Глумовой было неподвижное, совсем равнодушное лицо, а глаза ее были страшно и неестественно скошены к переносице.

Шафранная лысина и слегка обвисшая, обращенная ко мне щека Экселенца были покрыты крупными каплями пота.

Остро, кисло, противоестественно воняло пороховой гарью.

И стояла тишина.

Лев Абалкин был еще жив. Пальцы его правой руки бессильно и упрямо скребли по полу, словно пытались дотянуться до лежащего в сантиметре от них серого диска детонатора. Со знаком в виде то ли стилизованной буквы "ж", то ли японского иероглифа "сандзю".

Я шагнул к Абалкину и опустился возле него на корточки (Экселенц каркнул мне что-то предостерегающее). Абалкин стеклянными глазами смотрел в потолок. Лицо его было покрыто давешними серыми пятнами, рот окровавлен. Я потрогал его за плечо. Окровавленный рот шевельнулся и он проговорил:

- Стояли звери около двери…

- Лева, - позвал я.

- Стояли звери около двери, - повторил он настойчиво. Стояли звери…

И тогда Майя Тойвовна Глумова закричала.

Ноябрь 1978 - апрель 1979 года. Москва.

Рассказ

Тебе, конечно же, не понравится первый вариант начала. Ты сочтешь его несколько нескромным. Ты вообще большой скромник. Хорошо, с оглядкой на тебя я напишу по-другому. Но сохраню место действия. Итак, на сцене ванная, ты под душем, только я не буду стоять тут же, расчесывая перед зеркалом еще не просохшие волосы, а поведу разговор из кухни, и ты якобы не все будешь слышать из-за шума воды. Замечу, настроение у нас прекрасное – так и было, – и если пробегает иногда тень моей обиды, то пробежки ее так стремительны, что ты их не замечаешь. Немного о тебе: ты выдающийся биолог со всякими степенями и званиями. До сих пор для меня загадка, как ты их добился их при своей великолепной стеснительности. тебе тридцать пять. Женщин знал мало. И если любил их, то как-то вяло. А женщины тебя любили. Ты красивый. Сдержанный. Умный. Вот разве что суховатый немного. главное в тебе – трудолюбие. В этом смысле ты побиваешь всех. Если бы среди биологов, как и у футболистов, велся подсчет точно забитых идей, то ты сверкал бы ярче Пеле.

Впрочем, ты и сверкаешь.

Теперь я. Мне тридцать. Я разведена. Живу с сыном в однокомнатной квартире. Работаю на небольшом заводе в юротделе. Весь отдел три человека: Марья-начальница, Борис Петрович - юрист и я - на оформлении документов.. Образование у меня среднее техническое. По вечерам я занимаюсь сыном. А когда ухожу к тебе, сын остается с соседкой по площадке, милой пожилой женщиной.

Да, совсем забыла сказать: тебя зовут Евгений, меня Ольга. Мой сын - Юрка, по прозвищу Ученый.

Все ли я рассказала? Нет, не все. Непонятно, как мы познакомились. А проще простого. Тебя культсектор нашего заводского комитета пригласил рассказать о влиянии загрязнения окружающей среды на человеческий организм. Ты приехал, от оплаты отказался. Рабочие это одобрили. Одобрили они и твой рассказ. Сейчас принято говорить доступно. Но ты говорил еще и увлеченно-образно. Ты был отчетлив. И так отчетливо я вижу тебя между столом президиума и обшарпанной трибуной. И ты говоришь не в микрофон. И так часто смотришь на меня, что я, кажется, сквозь землю провалилась бы от счастья. Короче, я влюбилась в тебя с первого взгляда. И осталась, якобы задать вопрос. И ты - господи! как я понимаю теперь, чего тебе это стоило! - предложил мне объяснить все по дороге до моего дома. Это было всего четыре года назад.

Я сама в тот вечер тебя поцеловала. И ты так припал ко мне, что на секунду я даже ощутила свое превосходство. Но я еще не знала тебя. И не думала, что ты, перебрав в уме весь этот вечер, посчитаешь меня легкомысленной. Тогда ты еще не оценил моей влюбленности и порыва. Но тот порыв, который свалился на тебя, ты оценил сразу. А после первой нашей ночи - как же долго пришлось мне ждать ее! - стало ясно: нам друг без друга никак.

Тут пора остановиться. Всего, что было у нас за четыре года, не пересказать, да и по сюжету этого не требуется.

Вернемся к разговору, который Происходит, пока ты под душем, а я как будто готовлю для нас ужин.

- Где сметана? Неужели ты опять поставил сметану в морозилку?

- Чего?

- Сметану, говорю, ты опять заморозил!

- Не придирайся! Это мелочи по сравнению с твоими туфлями!

Это о том, что я купила в магазине отличную пару туфель, только обе туфли были на одну ногу.

- Верно сказано: два сапога пара,-нaмекаю я на то, что пора бы и пожениться.

Ты не слышишь ни слов, ни интонации.

Не слышишь. Наверное, замотал голову полотенцем.

Точно. Выходишь закутанный, лицо влажное, сияющее.

- Ну, какую отраву ты мне сегодня приготовила?

Ты любишь поесть, и я стараюсь вовсю, чтобы тебе угодить.

- Нет, ничего, ничего, вкусно…

- Понравилось? В кои-то веки угодила…

Ты взглядываешь на меня, отрывая глаза от тарелки, быстро и преданно.

- Останешься ночевать?

- Нет. Обещала Ученому начертить график дежурства его звездочки.

- Командир?

- А я тебе не говорила? Радовался вчера весь вечер.

- Радостный ребенок.

- Приносит мне радость.

- Я к нему тоже привязан.

- Только видишь редко.

- Ну, Оля…

- Молчу, молчу.

Ты подходишь. И обнимаешь меня за плечи. От ласки я глупею и иду напролом:

- Женя, давай поженимся.

- Женщина, Оля,- говоришь ты, радостно усмехаясь,- должна ждать, когда ее позовут замуж. Не выполняй мужских функций.

- Насчет функций ты все знаешь лучше меня. А я вовсе и не делаю тебе предложения, а уговариваю тебя сделать его мне.

- Ага! А ты подумаешь и откажешься!-выдвигаешь ты предположение настолько нелепое, что мы оба смеемся.

Ты знаешь, как я люблю твои шутки. Каждая новая встреча прибавляла к нашим отношениям раскованности и тепла. И один из признаков того и другого-твой юмор.

Но наши встречи, особенно в последнее время, будили не только хорошее. Вернее, вся жизнь - моя во всяком случае-делилась на периоды: мы вместе и мы врозь.