Роберт Абернети - Скальпель Оккама (сборник)

— Да он прицепился именно к тебе, даже номер зонта знает!

— Десять минут назад я и не подозревал, что у меня будет этот зонт, — возразил сморщенный волокита, — я его только что взял в прокате.

Он щелкнул несколько раз переключателем, и магнитофон выдал металлическим тембром мои «перлы»: «Молчание — золото, павиан ты эдакий!», «Отвали подальше со своим агрегатом!» и «Топай с этой музыкой на Арену в Вероне [12] Речь идет о сохранившемся в Вероне древнеримском амфитеатре, где ставятся оперные спектакли, проводятся концерты. и не суйся на „Медузу“!»

Последнее напутствие навело пижона на ложный след. Дряхлеющий меломан набросился на служителя пляжа — дескать, тот испортил ему магнитофон. Служитель оправдывался, отвешивая многочисленные поклоны, видимо, старый дурак — почетный посетитель пляжа со дня его открытия. Чтобы хоть на ком-то сорвать злобу, служитель прогнал со своей территории араба, который слонялся от зонта к зонту со связкой одеял на плече и время от времени разворачивал их перед синьорами.

— Мотай отсюда, черномазый поганец, вместе со своим ворованным барахлом!

Араб огрызнулся по-своему, но служащий, как ни странно, понял (тоже когда-то скитался по свету) и вспылил:

— Оставь мою мать в покое и в отцы ко мне не набивайся!

Араб, сраженный собственным оружием, умолк и ретировался.

Так вот, в тот день я внезапно обнаружил свой незаурядный дар транслировать мысли через транзисторные устройства, и все благодаря чисто случайному происшествию с престарелым любителем рок-музыки. Тем утром, расхаживая по пляжу между зонтами, я несколько раз убедился в своей новой суперспособности. Как только мне попадался транзистор, подвешенный на зонте или на спинке шезлонга, а то и на руке развесившей уши девчонки, я произносил что-нибудь мысленно, и транзистор громогласно выдавал текст, вгоняя в краску собственного владельца. Я не скупился на хлесткие фразы: «Зануды, отвалите домой!», «Троглодитка, выключи транзистор!», «Чтоб тебя слопали акулы вместе с твоим транзистором!» и т. д.

Я продефилировал таким манером раза три, и мне не попалось больше ни одного включенного транзистора. Видимо, слух о происшествии разнесся по меньшей мере от устья Рено до устья По в радиусе восьми километров пляжа коммуны Комаккьо.

После обеда на пляже «Медуза» появились посетители, по уважительной причине отсутствовавшие утром. Ни о чем не подозревая, они включили свои электронные выродки, но я утихомирил их вышеизложенным способом. Транзисторы японцев, американцев, немцев безупречно повиновались мне и по моему желанию то вежливо советовали выключить музыку, то бичевали туриста отборными словами на его родном языке, так что переводчик не требовался.

В тот день, нетрудно себе представить, дело отступило на второй план, торговля флажками оказалась бесприбыльной. Мысли мои были заняты другим: я думал, как использовать новые возможности. Не отрицаю, гражданские чувства могут доставить глубокое удовлетворение. Я проходил километры пляжа — кругом тишина, слышался только плеск моря и щебет детишек, игравших в песке; я сознавал — это моя личная заслуга: транзисторы умолкли, а служителям пляжа не пришлось препираться с посетителями, не понадобилось даже шествий с транспарантами, — все это меня радовало. Но будем откровенны — в какой мере? Тишиной сыт не будешь, особенно при нынешних ценах на пармезан [13] Пармезан — сорт деликатесного сыра. …

В тот солнечный день я выносил проект, реализация которого в следующем году удвоила мои доходы. Скитаясь по градам и весям, по холмам и горам в неустанной заботе обеспечить полуостров флажками, отрадой итальянских и иностранных туристов, я без труда получал от хозяев гостиниц и пляжей, от администрации коммун и провинций, от общественных и частных ведомств заказы на обеспечение транзисторного вакуума. Я брался за умеренную плату восстановить тишину, обратив против нарушителей то самое оружие, которым они терзали чужие и собственные уши. Как правило, в городишке средней руки, где летом примерно пятьдесят тысяч жителей, мне хватало одного дня. В крупном городе я задерживался дня на два, на три, словом, сколько понадобится. Работа давалась мне легко, стоило только мысленно пожелать: «Чтоб тебе подавиться твоим транзистором, обалдуй!» — и дело в шляпе. Разумеется, действовать приходилось на ходу. Мне это кстати — врач рекомендовал ежедневные прогулки в качестве профилактики от атеросклероза. Так что я совмещал полезное с приятным — курс лечения с активным заработком: торговал флажками и по совместительству устранял вредные шумы.

Клиенты мои, естественно, соблюдали строгую тайну. Работал я инкогнито, иначе беда! Никому не должно было прийти в голову, что приземистый человек с чемоданом, набитым флажками, — причина того самого явления, которое пресса окрестила «бесшумное лето»… Не дай бог догадались бы, мне тогда несдобровать, в лучшем случае запустили бы в голову транзистором.

Случай, который я сейчас поведаю, произошел в тот самый день на Лидо Эстенси, но там по этому поводу не установят даже мемориальной доски. Пожалуй, оно и к лучшему, а то бы изуродовали прекрасный пляж. На закате оттуда можно наблюдать, как садится солнце, — достаточно повернуться спиной к Адриатическому морю, в сторону великой равнины, и смотреть на бескрайнее небо и длинные гряды фиолетовых облаков.

Тогда к концу дня нас осталось немного: несколько молоденьких мамаш с миловидными малышами, немецкое семейство под предводительством внушительной супруги, беспрестанно повторявшей «Pass auf!», [14] Осторожно! (нем.) и араб, по обыкновению увешанный одеялами; синьоры рассматривали одеяла, щупали их со всех сторон и вовсе не собирались покупать.

Араб присел возле моего шезлонга.

— Ты покупить идияло? — спросил он с улыбкой, как-то странно упирая на «и». — Я тиряю виремя! Идияло кирасивый, тиридцать тисяч, хочешь, буду уступить за дивадцать?

Араб не протестовал и не обижался, получив отказ. Он сворачивал непонравившееся одеяло и доставал следующее, с другим крупным орнаментом.

— Ты покупить ковирик? — спросил араб, расстилая на песке коврик из тех, что называют «молитва». — Это ковирик Илидина, — пояснил он, широко, приветливо улыбаясь. Ему пришлось повторить все несколько раз, прежде чем я понял, что речь идет о коврике Аладдина.

Теперь настала моя очередь улыбнуться, после чего я решительно уткнулся в раскрытую книгу, недвусмысленно демонстрируя, что аудиенция окончена. Он вежливо попрощался и перешел к следующему зонту, к немцам. Энергичная, самоуверенная фрау тщательно рассмотрела одеяло, пощупала, перевернула его и осведомилась: