Роберт Абернети - Скальпель Оккама (сборник)

Немедленно был созван муниципальный совет, но лишь нескольким асессорам удалось прибыть на заседание, ибо по многим улицам невозможно было не только проехать, но даже пройти. Глава муниципалитета своей властью приказал ввести в действие все имеющиеся в городе подъемные краны. Он позвонил в соседние города, срочно прося о помощи.

Но и это не дало никакого эффекта.

Довольно скоро выяснилось, что в других городах наблюдается точно такая же картина. Произошла национальная катастрофа, и всех кранов страны не хватило бы, чтобы убрать тысячи и тысячи каркасов мертвых машин.

Возникает вопрос: как же человечество сумело уцелеть и дожить до наших дней? Мы располагаем лишь разрозненными документами, которые не позволяют в полной мере ответить на этот нелегкий вопрос. Одно несомненно: города были покинуты, и человечество пережило длительный период инволюции [36] Здесь: обратное развитие (лат.). и эволюции.

Биологические законы учат, что люди рано или поздно приспосабливаются к изменившимся условиям жизни.

Значительно труднее установить, когда именно возник и утвердился культ автомобиля, который в короткое время распространился по всему миру. Мне представляется весьма правдоподобной следующая гипотеза. Вероятно, в жаркий летний полдень один из моторов погребенных под землей машин разогрелся и застучал. Этот непонятный гул показался землянам грозным предостережением небес.

Но это одна из гипотез, и все они будут подробно проанализированы мною. Пока же мы можем лишь утверждать, что в древние времена автомобиль, прежде чем стать предметом культа, был для человека полезным рабочим инструментом.

Дорогой профессор!

Великолепно. Я прочел первую главу не отрываясь. Встречаются, конечно, слишком резкие фразы, но я не сомневаюсь, что Вы кое-что смягчите, дабы не задевать чувства верующих. Мы живем в обществе, где Автомобилеизм пустил глубокие корни. А вы сами знаете, как легко заслужить обвинение в неуважении к религии.

Дорогой Дзандено!

Мне непонятны Ваши опасения. Бесспорно, выдвинутая мною гипотеза отрицает священное происхождение Автомобиля. Но ведь подлинный исследователь не может не делать различия между наукой и верой. Я глубоко уважаю Автомобилеизм и не собираюсь вступать в полемику с церковными властями. Обещаю Вам даже, что смягчу слишком резкие выражения. Но я — профессор Истории Автомобиля, и мой труд не должен искажать историческую правду. Вы сами, дорогой Дзандено, впоследствии убедитесь, что не было никаких оснований для беспокойства. В начале бензинября я Вам пришлю всю рукопись. Таким образом, книга может выйти уже к празднику Дифференциала.

Ну как, Вы довольны?

Главе издательства

Глубокоуважаемому синьору Дзандено!

Доводим до Вашего сведения, что книга «История и культ Автомобиля», опубликованная Вашим издательством, подрывает основы Автомобилеизма. Поэтому мы приняли решение подать на Вас в суд за клевету, в соответствии со статьей восьмой автокодекса.

Во дворе залаял Кэн.

— Кто-то чужой! Сходи-ка взгляни! — крикнула из кухни мать.

Я засунул в рот остатки батата, нехотя встал и вышел на улицу. Кэн — злобная лайка Акита — бесновался на привязи. В нынешние времена в каждом доме по две, а то и по три собаки — так спокойней.

У самых ворот, сжавшись от страха, стояла девчонка. Я сразу же понял, откуда она. Лет двенадцать-тринадцать — столько же, сколько и мне. Тощая, в чем душа держится, а лицо чудное, точно опухшее. Видно, от голода. Свитер замызганный, юбка вся в дырах — настоящая оборванка. К груди прижимает завернутый в фуросики [37] Платок, в который японцы заворачивают вещи. сверток.

Меня даже зло разобрало: опять! Ну, задам я ей трепку!

— Чего надо? — Я притворился, будто не знаю, в чем дело.

— Простите… — пискнула оборванка. Вряд ли она так уж боялась, просто на голодное брюхо громче не скажешь. — Я хотела… Мне бы бобов. Или яиц. А вообще все равно что, только бы есть можно было.

Она потянула за узелок фуросики.

— Это вещи моих родителей. Драгоценности и часы. Очень хорошие часы, заграничные. Вот, возьмите — за продукты…

Я молча смотрел на нее. Странное чувство переполняло меня. Даже мурашки от удовольствия по спине забегали. Точно кинул в воду беспомощного котенка. Сейчас. Сейчас я ей покажу.

— Что-о? За такую-то дрянь? — скривился я. — Тьфу!

Девчонка изумленно раскрыла глаза. Я смотрел и оторваться не мог. Они словно заворожили меня.

До сих пор она еще держалась, стараясь не глядеть на рвавшегося с привязи пса, а тут сломалась.

— Но… — В голосе ее зазвенели слезы. — У нас ничего больше нет. Все остальное мы уже обменяли. Я вас очень прошу. У меня братишки есть просят. Поделитесь с нами, пожалуйста. — И она протянула мне сверток.

Я грубо оттолкнул ее руку. Узелок полетел на землю, безделушки рассыпались по дороге. Из серебряных дамских часиков выпало стеклышко.

Кэн просто осатанел. Всхлипывая, девчонка подбирала вещи. Презрительно глядя на нее сверху вниз, я посоветовал:

— А вы жрите свои побрякушки! Думали, рис растет сам по себе? Рис ничего не стоит? Вы говорили, риса, мол, столько, что просто девать некуда. Вы, горожане. А значит, его и сажать не стоит! Вот и вышло: запасы-то съедены. Да разве вы признали ошибку? Как же! Гордость не позволяет. Теперь только мы, деревенские, можем выжить. У нас-то ведь есть еда. И мы не подумаем делиться с вами! Ясно? А если ясно, катись отсюда, да поживей, пока пса не спустил.

Честно признаться, я не сам сочинил эту речь. Просто повторил то, что твердили родители. Но это вовсе не значит, будто мои слова далеки от истины. Да, мы, крестьяне, обеспечивали себя, но запасов едва хватало нам самим.

Оборванка подняла на меня заплаканные глаза. Я даже попятился — такая обида стояла в них. Удовольствие испарилось, горечь стыда связала рот. Она повернулась и медленно побрела прочь, втянув голову в острые плечики. Я проводил взглядом ее тщедушную фигурку.

— Побирушки? — спросила, не поворачивая головы, хлопотавшая у плиты мать.

Я пробурчал что-то невразумительное.

— Да-а… Туго им приходится. Поди, опять «соседи» заявились? Надо сказать отцу. Ишь где устроились, у самой реки. Повадятся еще на поля. Нет, гнать их отсюда, и поскорее!

— М-да… — хмыкнул я. Раньше-то я не преминул бы поддакнуть матери. Но сейчас во мне что-то сломалось. Мир не был простым и ясным, как прежде.

На другой день мы с Горо и Сакудзи отправились на ручей. Мать просила наловить крабов. Саранча да крабы — просто кладезь белков. Раньше никто и смотреть бы на эту гадость не стал; но теперь, только вспомнишь про них, сразу слюнки текут.