Екатерина Годвер - Иволга будет летать

Монитора для видеосвязи на катере не было, но Давыдову ясно представилось, как майор хмурится, глядя в слепой глаз камеры.

— В чем дело, Ош?

— Я не стал забивать тебе голову перед вылетом. Но теперь должен рассказать: лучше тебе знать сразу.

— Я слушаю, — напряженно сказал Давыдов. Дурное предчувствие, отступившее в воздухе, возвратилось с новой силой; это было уже не предчувствие, но факт: оставалось только узнать, какой.

— Иволга столкнулась с землей на огромной скорости: обломки мелкие, тело фрагментировано. — Майор перешел на безличный деловой тон. — То, что осталось от кабины, доставали из воронки трех метров глубиной; кроме искина в защитном коробе, после взрыва мало что сохранилось. Останки обычные для таких случаев: осколки черепа и позвоночника, фрагменты внутренних органов. И левая кисть на штурвале.

— На ручке «шаг-газ», — автоматически поправил Давыдов. — Джойстик штурвала в модификации СП-79 справа.

Отчего-то в большинстве известных ему аварий при столкновении с землей на большой скорости лучше всего сохранялись вырванные из суставов, буквально приплавленные к пластику пальцы, словно символ общей судьбы человека и машины. Про этот феномен он даже как-то расспрашивал знакомого патанатома.

— Ты помнишь, как после аварии экипажа инструктора Голованова чудом обошлось без второго скандала? — после короткой паузы спросил майор ан-Хоба.

— Помню, конечно, — сказал Давыдов.

Это была от начала и до конца обидная и нелепая история, случившаяся вскоре после того, Давыдов прибыл на Шатранг. Пожилой армейский инструктор, подполковник Голованов, в нарушении всех правил и вопреки здравому смыслу решил попугать нагловатого стажера, показав на катере пилотаж, но от перегрузки потерял сознание. Катер начал падать по крутой спирали. Стажер не стал катапультироваться и почти сумел спасти машину, но не хватило опыта и времени… Опознали его без привлечения генетической экспертизы, по обручальному кольцу, и — два дня его останки лежали в морге с биркой с фамилией подполковника: кто-то из санитаров напутал. Голованов, действительно, тоже был женат; но с женой он незадолго до аварии рассорился и кольца больше не носил. А знакомые с подполковником украдкой шептались, что неполадки в личной жизни и были причиной его не вполне адекватного поведения в последние несколько месяцев до гибели.

— Матерь божья! — Давыдов невольно шарахнулся от коммуникатора. — Кажется, я начинаю понимать, к чему ты клонишь…

Когда-то Смирнов от всего руководства Дармына вручил Денису и Валентине Абрамцевым титановые обручальные кольца с памятной гравировкой. Валентина давно убрала свое в шкатулку под каким-то предлогом; Денис носил кольцо на увечной руке, но, в отличии от недоброй памяти подполковника Голованова, носил его всегда . Утром перед вылетом оно тоже было при нем.

— Боюсь, ты все понял верно, Слава, — мрачно сказал майор ан-Хоба. — Что бы это ни значило — в момент аварии на руке у Абрамцева кольца не было. А положение кисти такого, что слететь оно не могло.

Давыдов усилием воли заставил себя расслабить мышцы.

— На то можно придумать полдюжины причин, — хрипло сказал Давыдов. — Но среди них мало правдоподобных.

— Я посчитал, что должен сказать тебе об этом сам. — В голосе майора послышалось сочувствие. — Что бы это ни значило — но факт станет известен, как только дармынские медики начнут работу. А дальше этот факт начнут разглядывать и обсасывать со всех сторон.

— Боюсь что так… Спасибо, Ош, — нашел в себе силы поблагодарить его Давыдов.

— Не стоит. Ты знаешь: мне ваши с Валей дела, — майор сумел вложить в это слово больше отвращения, чем иные пуритане в целые книги, — всегда были не по душе.

— Ош, кто мы, по-твоему?! Не было никаких дел , — упавшим голосом сказал Давыдов. — Не было ничего такого, что… о чем стоило бы говорить. Мы ждали окончания ИАНа, собирались обсудить все между своими, по-людски, и тихо уехать. Вылететь с планеты вразнобой, чтобы не вызывать кривотолков, а встретиться уже на ТУР-5…

Он замолчал, чувствуя, как бессмысленно и жалко звучат сейчас оправдания. Майор молчал.

— Слава, было достаточно такого, чтобы неправду кто угодно, у кого есть глаза, мог посчитать правдой, — наконец, сказал он тихо. Голос едва пробивался сквозь помехи на канале: в горах опять заштормило. — Но я понимаю. Прости. Смирнову доложишь сам?

— Лучше ты. Мне нужно разобраться тут с разгрузкой. И потом поговорить с Валей. — Давыдов внутренне содрогнулся, представив, как сообщает новость.

— Хорошо. Сделаю, — сказал майор ан-Хоба. Давыдову явственно представилось, как он хмурится и поглядывает на часы. — Будь осторожен: не соскользни в трещину, из которой не вылезешь.

Майор отключился, оставив Давыдова наедине с нетерпеливо сигналящим погрузочным краном.

Смирнов не стал пытаться утаить шило в мешке. Дождавшись от патологоанатомов подтверждения, он созвал на экстренное совещание рабочую группу по расследованию аварии и прокрутил запись доклада майора ан-Хоба.

— И как это понимать? Самоубийство? — произнес слово, висевшее в воздухе, рыжебородый капитан, прикомандированный из генштаба ВКС сотрудник авианадзора Шатранга: его звали Густав Цибальский. — А основания для такого поступка…они были, или это все слухи?

— Я не вмешиваюсь в личную жизнь моих сотрудников и не подглядываю за ними в форточку, — мрачно сказал Смирнов. Совещание проходило за круглым столом в его приемной. — Позволю себе предположить, что это слух, но, к сожалению, не лишенный некоторых оснований и потому правдоподобный , — с нажимом произнес он. — Абрамцев, чуть поразмыслив, мог счесть его в полной мере правдивым, особенно если доверял источнику информации. И все это явилось бы для него большим потрясением, несомненно.

— Так что же, по-вашему — самоубийство?

— Еще недавно я бы взял на себя смелость утверждать, что Денис и самоубийство — понятия совершенно несовместимые. Доктор Иванов-Печорский, проверявший ежегодно его психофизиологический профиль, наверняка сказал бы вам то же самое. — Смирнов вопросительно взглянул на пожилого психиатра из медчасти Дармына: тот кивнул, соглашаясь. — Да бог бы с ним, с психопрофилем! — Смирнов повысил голос. — Я работал с Абрамцевым больше десяти лет. Лично могу подтвердить: он был очень надежным, глубоко заинтересованным в успехе проекта «ИАН» человеком. Он хорошо владел собой и умел преодолевать трудности. Невозможно представить, чтобы он совершил настолько безрассудный и безответственный поступок. Но вы сами все слышали. — Смирнов развел руками. — Это пока вся информация, какой мы располагаем. Для выводов ее абсолютно недостаточно. Но, уверен, никто из присутствующих не станет спорить, что мы обязаны рассмотреть вышеозначенную… версию со всей серьезностью.