Пол Андерсон - Миры Пола Андерсона. Том 8

Ну а теперь представьте планету, состоящую из воды, которую к тому же постоянно будоражат штормы и которую вообще не сдерживают обычные законы физики. В любой точке поверхность может иметь любую форму, которая к тому же ни мгновение не остается неизменной. Добавьте к двум измерениям третье, расширьте их до четырех, включив сюда временную ось, а может, и не одну — подобное допускают некоторые философии; еще прибавьте гиперпространство, в котором действуют параестественные силы; отдайте все это во власть хаоса и ненависти… и вы получите отдаленное представление о пространстве ада.

И в какой-то момент мы попали в дивергентную точку — в точку раздвоения, и Джинни пролетела по одну сторону этой точки, а я — по другую, и наши пути разошлись, следуя линиям пространства. Моя попытка догнать Джинни была более чем бесполезной; я лишь натянул линии пространства, как тетиву лука. И в результате попал в гигантскую пространственную складку, в которой вполне мог бы блуждать до скончания века.

Ни один смертный не сумел бы вырваться из этой ловушки. Но Больяй уже не был смертным. К его гениальности добавились знания и мастерство, обретенные за более чем век свободы от милого нам, но ограничивающего нас тела. А тело Свартальфа из ловушки превратилось в инструмент, к тому же его тесная взаимосвязь с Джинни дала математику возможность использовать еще и ресурсы ведьмы. Больяй мгновенно осмотрел местность, мысленно составил и решил уравнения, описывающие ее, вычислил все ее свойства, разобрался, какие очертания она может принять в будущем… и все это он проделал за доли секунды. И помчался сквозь бурно изменяющееся пространство.

Он победил. И он запел песнь черного кота, насладившегося блудом и дракой. Мы перевалили через горы и помчались к нашей цели.

Это был непростой полет. Мы должны были сохранять предельное внимание и быть готовыми к ежесекундному изменению пространства. Мы нередко делали ошибки, которые могли довести нас до беды. Я утратил контакт с Джинни и снова чуть не заблудился; в какой-то момент уклон пространства чуть не заставил нас столкнуться; то нас вынуждала кружиться искаженная гравитация; то мы врезались в складку пространства, не сумев вовремя свернуть… ну, все я просто не могу перечислить. Да я и не замечал многого, поскольку был слишком занят управлением.

И все же мы двигались куда быстрее, чем рассчитывали, — потому что Больяй вычислил, как перескакивать через изгибы времени. Оглушительный грохот и омерзительные зрелища стали мешать нам меньше, когда мы принялись совершать плавные прыжки от метрики к метрике. Кроме того, мир вокруг становился стабильнее. Кто-то, или что-то, хотел, чтобы район его логовища не страдал излишней подвижностью.

Наконец мы смогли рассмотреть ландшафт. До сих пор наше внимание было занято лишь самим полетом. Мы увидели, что равнина превратилась в скалы, в мили и мили беспорядочно наваленных камней, между которыми зияли бездонные пропасти; кое-где разливались озера лавы, по поверхности которой скользили языки пламени и от которой поднималась такая вонь, что нам пришлось поспешно натянуть маски, чтобы не задохнуться. Но все это осталось позади, и мы продвигались с относительной легкостью. Теперь от нас уже не требовалось такого внимания, как прежде. Когда Джинни достала наблюдательный шар, он, хотя и слабо, но засветился, и мы увидели, что цель близка.

Я выпустил руку Джинни — не потому, что мне этого хотелось, а просто потому, что наши руки стали чудовищно изгибаться над каким-то из очередных провалов в пространстве.

Какое-то время мы летели в тишине, наблюдая за окружающим.

В тишине… Воющий ветер остался где-то позади; мы слышали лишь свист рассекаемого воздуха. До нас донеслась кладбищенская вонь, и мы задохнулись от ее теплой, слизистой сырости, но это можно было стерпеть. Небо оставалось черным, с более чем черными звездами. Время от времени огромный, шишковатый метеорит медленно проплывал над нашими головами, двигаясь лишь чуть быстрее нас, оставляя след в пустой атмосфере, и исчезал где-то в этом мире без горизонта. А иногда внизу вдруг пышно расцветали огни святого Эльма.

Свет в основном исходил от почвы — мрачный, неживой. Мы добрались до необъятного болота. Лужи, протоки, небольшие озерца тянулись, насколько мог видеть глаз; там, где вода не покрыта была грязной пеной, она чуть заметно светилась. Кое-где виднелись тонкие, кривые, сучковатые деревья с перепутанными ветвями — но все они были мертвыми. Береговая линия густо заросла камышом. Местами стелился желтый туман.

Далеко впереди мы увидели отсвет ржаво-красного беспокойного пламени, падающий на облака. Внезапно очередная конвульсия пространства бросила нас вверх.

И тут же нахлынули звуки — визг, бой барабанов, вой труб… В центре острова, возникшего перед нами, горел огонь, высоко вздымались его рыжие языки, острые, как нож живодера. В белом сердце огня корчились и визжали какие-то существа, но рассмотреть их не было возможности — я мог лишь заметить нечто черное и изломанное, напоминающее богомола. Когда эти существа увидели нас, их визг усилился, зазвучав, как рев прибоя, и громче стал бой барабанов… С безлистных деревьев взлетела стая птиц. Они были похожи на кондоров, только вместо птичьих голов у них были голые черепа.

Свартальф вызывающе фыркнул. Наши метлы прибавили скорости, и птицы остались позади. Мы снова услышали бой барабанов — далеко-далеко впереди.

Джинни наклонилась ко мне, и я постарался подлететь как можно ближе.

— Если я не ошибаюсь, — сказала она, — барабаны сообщают о нашем маршруте.

Моя левая рука сжалась на рукояти меча.

— Что будем делать?

— Повернем. Попробуем зайти с другой стороны. Только быстро.

Мы рванулись с бешеной скоростью, и вскоре болотная вонь осталась позади, а воздух стал намного холоднее. Когда мы миновали длинный ряд дольменов, вновь поднялся ветер. Внизу мы увидели бесплодный торфяник. Там сражались две армии. Должно быть, они бились уже не один век, потому что на многих воинах были кольчуги и шлемы, а иные были одеты в шкуры или грубые домотканые рубахи; их оружием были мечи, копья и топоры. Мы услышали звон железа, топот ног, смачные удары топоров, вонзающихся в плоть; но ни криков, ни труб, ни даже шума дыхания. Устало, безнадежно мертвые воины вели свою бесконечную войну.

Миновав их, мы снова повернули. Под нами проплыл лес виселиц и река, текущая со странным звуком, похожим на рыдание; от реки поднимался тошнотворный теплый, соленый запах. Нас чуть не отравила жаркая вонь сети дорог, по которым неслись механические экипажи. Мы пересекли гряду холмов, изуродованных траншеями и кратерами разработок. Потом холмы превратились в очередную горную гряду, настолько высокую, что нам пришлось надеть маски, поднявшись над ней; взлетая над горными склонами, мы были вынуждены постоянно уворачиваться от летящих сверху камней.