Николай Бойков - Залив белого призрака

— Я — психоаналитик, меня органы не интересуют. Мне сознание с подсознанием соединить надо. Спрашиваю вас: что такое «ночь под вишнями»? «Ночь» — это я знаю: половинный цикл периода вращений… А «вишни»? Что такое «вишни»? С какого языка это слово? Что оно значит? Где вы его слышали?

— А слуховые ассоциации подбирать пробовали? «Кришны, вышли, лишний… пишем… три пишем — один в уме»?

— Что? Не понял, повторите… Я записываю…

— Искажение речи от перегрузок допускали? При перегрузках зубы скрипят, и не такое скажешь… Писиим…

— Этим сейчас занимаются специалисты, а вы сами — ничего не помните? Галлюцинаций не бывает?

— Какие галлюцинации, доктор? Какие мозоли? Моё клеточное тело давно состоит из искусственных материалов, и мозоли в них можно натереть только приказными «Нельзя! Запрещено! На ответственность капитана!». Я летаю уже двадцать световых лет. Моя память стерилизована прививками и вакцинациями, просвечена рентгенами, препарирована на составляющие, как луч света в спектральном анализе. Что в ней осталось от моей прошлой жизни? Что там можно найти ещё, кроме вживляемых в голову флэш-программ? Моя генетическая суть давно стёрта импульсами профилактики мозга. Моё прошлое хранится в архивах межпланетного центра, там и ищите. Я помню только то, что мне предстоит очередной транс-космический рейс…

— Транс — какой вы сказали?

— Комический… Я должен найти родник свежей энергии и доставить его нервам Космоса, чтобы не дёргались, как реклама на шоу-тусовке. Я энерго-курьер, разведчик и био-джайзер! Я — клоун, чтобы звёзды смеялись, как дети. Я вольто-допинг, чашка кофе горячего с коньячком, шприц-инъекция — межпланетному хаосу в попу, чтобы он не остыл и взбодрился, док. Мы в чём-то коллеги с вами. Но как это может зависеть от слов «ночь под вишнями»? Откуда они во мне? Что они значат? Какая от них опасность вечному свету Вселенной? Заморгает нечаянно Альфа Центавра? Или пятна по Солнцу родимчиками поползут? Не знаю…

— Спокойно, пациент. Что вы так разволновались? Может, и не опасность. Может быть, польза. Надо понять, капитан. Почему это слово проснулось в сознании? Это чей-то сигнал вам? Вы не чувствовали чьих-то попыток выйти с вами на контакт? Направленный сигнал из далекой Черной дыры, например?

— Может, из преисподней?

— Какой пре?

— А какой при-мер? Я чувствовать не могу. Я прошлое — продал, а нынешнее — купил, как ремень, чтобы брюки не сваливались.

— Какие брюки? Вы в сознании? Я вас ущипну сейчас… Вы почувствовали?

— Я подписку дал, что я ничего теперь помнить и чувствовать не буду. Не ловите меня на словах, приятель. Моё — это моё. Даже, если я чего-то не помню. Даже сны, когда мне бывает страшно, это мои сны, и они мне дороги. А сознание это или бессознание — мне не важно. Есть во мне этот Бес от предков. Генетику вы прервали, а связь осталась. Как? Что там Фрейд с Юнгом объясняют? Слабо им? Птицы летят на юг, звери бегут табунами, рыбы мечут икру? Гон луны и жажда потомства. Потом все. Потом, риском и смертью. А вы заменили мне мой пот на вашу, пардон, подпись. Двадцать световых лет я без прошлого. Вы из меня его вынули вместе с горсткой мозгов — зачем они вам? Для опытов? Допинг термоядерным монстрам, чтоб сил им хватило? А силы зачем? Сам — не самец, да и самки нет. Сам на сам — скукота усам. Пусто. Просто тоска. Завязывай, док, с вопросами. Устал я.

— Не волнуйтесь, расслабьтесь. Всё не так просто.

— Да, бросьте, док. Колите свои уколы, давайте свои таблетки, только рисуйте подпись на допуске. Мой допинг — это допуск к работе, полёт над бездной. А риск, вирус, смерть, если будет, — все это только на радость. Вы знаете радость, доктор? Почему я живу, как во сне? Там радость была. Весна, поцелуй, снег… Может эти слова в подсознании — и не сон вовсе? Вишня, ручей, шёпот ветра, друг… — может эти слова — настоящая жизнь моя? Что они значили, кто сейчас вспомнит? Отчего я улыбаюсь — не знаете? Кому я улыбаюсь и радуюсь? Отчего готов плакать? Где она? Куда вы её упрятали? Зачем вы её погубили? Куда? Проклятье мне, док! Вечная жизнь не заменит мне слов, смысл которых ушёл безвозвратно. Молодость — что это? Юная прелесть — какая она? Женские ножки на солнце и золото тонких волосиков на её руке? Это так сексуально! А вечная молодость старых подруг? Зачем она им? Не умеют рожать. Не имеют детей. Прыгают над домами, как роботы-самураи в развлекательных кино-роликах? Слова позабыли, полюбить — не сумели, вся вселенная роботов-клонов выглядит молодо и свежо, как цветочная клумба, когда её поливают из шланга холодными брызгами. Красиво? Не надо спешить, да и не куда, и не ждёт меня в мире никто, ни один умирающий друг. Даже ты стал мне дорог, номер 0037-КМП, док. Давай, буду звать тебя Славка? У меня был такой дорогой фантазер-командир-товарищ. Кажется, он остался во мне навсегда. Друг мой, Славка. Или это приснилось? Никому не говори, что я помню счастливое прошлое. Сейчас много мнений. А это — во мне. Скажу тебе шёпотом: я храню своё сердце, вот здесь… под сеткой титановых рёбер. Тс-с. Слава богу, что ты меня понял. Это сердце — моё. Ты поможешь мне, доктор по имени Славик?

— Я должен объяснить, пациент, ваши воспоминания прошлого — это не так просто. Кто-то реагирует на огонь, другой — на плеск воды, третий — на звёздный блеск или полную Луну в небе. Это следы генетической памяти и вирус непредсказуемости поступков. Понятно? Вас надо лечить. Вспомнить прошлое и забыть. А иначе придётся вас вывести за пределы миров…

— Как космический мусор, док? Износилась рубашечка на плечах? Облысел маковкой?

— Юмор? Вот видите — юмор. Нельзя! Вы же знаете. Юмор в практике полётов запрещён — это опаснее гриппа. Лечить! Сейчас мы погрузим вас в мир сновидений, не больно, для вас это будет как просмотр доисторических кинокомедий. Ретроспектива. Возможно, вы что-то вспомните. Ложитесь, успокойтесь, расслабьтесь, закройте глаза, считаю: один, два, три, четыре… На счёт пять — почувствуете легкое головокружение… Семь. Восемь… Машина времени устроена как часовой механизм: шестерёнки, колёсики, зубчики к зубчикам, зубчики к зубчикам. Секунды сбегаются в тысячелетия и рассыпаются снова на дни и недели, года световые, межпланетные и земные… Начнём с детства. Вы помните детство? Когда это было? Где? Вам восемь лет… Вспоминайте.

Мы собрались уйти из дома. Мы — это я, друг мой Колька, Славка — наш командир и его сестра Жека. Из дома — не потому, что нам плохо, а потому что нам надо расти и испытывать себя взрослыми: мы уходим в кругосветное плавание.

Мы выбрали лето и берег моря.

Раннее утро. Яркое тёплое солнце. Лучи — голубые, зелёные, розовые — пролетают над прозрачной водой и прохладой морских камешков, как стрекозы и птицы. Осторожный краб смотрит из-под воды, думает. Белая чайка стоит в водоплеске на тонких ножках, высоко и смело, с гордо поднятой головой. Глаз чайки блестит в утренних лучах, как последняя звезда в небе. На поверхности воды плавает отражение облака — сморщилось, расплескалось, будто сломалось изнутри. Это высунулись из воды два крабовых глаза, перископами полушарий, как две сферические фотокамеры — увидели нас и замерли, будто взводят курок фотовспышки — сейчас брызнет искусственным светом. «Чииз!»