Генри Каттнер - Земля обетованная

— Вон там, — О’Бирн махнул худой, дрожащей рукой в центр большой студии, где под батареей высоко подвешенных ламп, с помоста высотой по талию рослого человека поднимался U-образный стержень из тусклого серебра. Позади нее у стены высилась большая, прямоугольная конструкция из стекла и хрома, на поверхности которой смутно виднелись отражения ламп.

Силверс фыркнул.

— Вот это? Эта штука больше смахивает на радиоприемник. А где экран, сидения и...

— Говорю же вам, это нечто совершенно новое, Эйб! Вам придется избавиться от всех устоявшихся представлений. С этой минуты все, что вы видели прежде, безнадежно устарело. Кинофильмы так же мертвы, как волшебный фонарь. Это нечто совершенно иное! Эти лампы и «радио», как вы его назвали, помост и панель — все это для одного, отдельно взятого зрителя.

— Но что же это такое? Вы можете объяснить получше?

— Сейчас я ничего вам не буду объяснять, — нетерпеливо выпалил О’Бирн. — С одной стороны, вы мне все равно не поверите, пока не увидите сами. С другой, потребуются недели, чтобы растолковать вам теорию в такой степени, чтобы вы поняли принципы действия. Эта штука слишком сложна для кого угодно, чтобы объяснять все на словах. Я не могу дать вам даже метафорические объяснения. Скажу лишь одно: вы еще никогда такого не видели. Ну, может быть, это все равно некая проекция иллюзии жизни на трехмерном экране, созданном смутным освещением. Изобретатели в наше время уже начали возиться с принципами трехмерных фильмов, спроектированных на плоский экран, так, что у нас возникает иллюзия глубины. Все это пока что у них очень неуклюже. Я же подошел к этой проблеме с другой точки зрения. Мой экран трехмерный, свет окутывает вас, когда включаются вон те батареи ламп. И вы оказываетесь посреди экрана, все проектируется лучами вокруг вас со сдвоенных пленок, поставленных по стереоскопическому принципу. Чуть позже я покажу вам все. А вот через тот стержень, за который вам придется держаться, пропущен ток, слабый, но вполне достаточный, чтобы выборочно стимулировать ваши нервы, которые передают мозгу ощущения осязания. Вы будете трогать все, все видеть и слышать. Вы будете ощущать запахи. При случае, вы даже сможете попробовать что-нибудь на вкус — все это вы испытаете. Только не увлекайтесь, потому что вы, как зритель, не участвуете в действии. Вы просто будете свидетелем в непосредственной близости, куда большей, чем могла мечтать любая аудитория. А теперь поднимайтесь на помост и беритесь за этот изогнутый стержень. Вот так. Держитесь крепче и ничему не удивляйтесь. Помните, что вы еще никогда не видели подобного. Готовы?

Батареи ламп яростно засияли, совершенно ослепив Сильверса. Перед его глазами возник туман, в котором он не мог различить даже собственные руки, уцепившиеся за стержень. Все вокруг было так, словно свет отражался от бесчисленных пылинок, паривших в воздухе, и, из-за преломления лучей от столь крошечных поверхностей, было видно лишь сверкание со всех сторон. Сильверс крепко сжимал стержень и ждал.

И в этом сверкающем тумане раздался вдруг голос, такой громкий, словно говорил в огромном помещении и чуть ли не эхом прокатывался в нем, звуча сразу со всех сторон, заполняя собой туман, в котором Сильверс стоял, потерянный.

— Сейчас вы попадете в зачарованный лес возле Афин ночью, в разгар лета, чтобы увидеть то, что увидел во сне Шекспир более трехсот лет назад, — сообщил этот мягкий, глубокий голос. — Титанию, королеву эльфов, играет Энн Актон, а короля Оберона — Филип Грэйвс...

Эйб Сильверс в изумлении стиснул стержень. Энн Актон и Филип Грэйвс работали по контракту с принадлежавшем ему самому «Метро-космиком», и каждое из других имен, продолжавших звучать в тумане, являлось звездой первой величины. Самые великие актеры современности играли в этом невероятном фрагменте «Сна в летнюю ночь». Сильверс даже задрожал, подумав о том, каких денег все это стоило О’Бирну.

Бархатный голос умолк. Туман стал проясняться. Руки Сильверса сильнее сжались на стержне, пока он скептически глядел на темно-синюю поляну возникшего словно из ниоткуда леса, ясную в серебристом свете висевшей высоко в небе луны. В листве зашелестел ветерок, овевая прохладой ему лицо. И хотя ни один волосок у него на голове не шевельнулся, он сразу поверил в этот шепчущий в лунном свете бриз.

Потом Сильвер глянул вниз. Сам он был невидим, словно бестелесен, но стоял не на деревянном полу, а среди цветущего луга, чьи травы еле заметно доносили свой аромат. Не было ни мерцания, ни слоистых теней и света на этом невероятном трехметровом экране, окружавшему его со всех сторон. Поляна простиралась гораздо дальше, чем могли бы позволить стены студии, а иллюзия бездонного звездного неба над головой была совершенна, цветы же среди травы выглядели такими реальными, что у Сильверса даже мелькнула мысль опуститься на колени и нарвать букетик.

Но тут скопившийся под деревьями туман распахнулся, как занавес, и на залитую лунным светом поляну вышла королева фей. Никогда еще Эн Актон не была так прекрасна. Длинная завеса серебристо-белых волос струилась за ее спиной, как паутина, и все темные округлости были наполнены жизнью. Одновременно над ней парила какая-то аура нереальности, смешивающая воедино фантазию и действительность, когда она летела над нетронутой травой, и яркие крылышки трепетали у нее за плечами.

Затем послышались серебряные звуки горнов эльфов, и в лунный свет шагнул Оберон с заостренным, потемневшим от гнева лицом. Знаменитый низкий голос Филипа Грейвса пронесся по лунной поляне. Титания ответила ему серебристым, но вызывающим голоском.

Затем в лесу раздалась живая человеческая речь, и на поляну выехала Фиби Темплетон в роли Гермии в атласных одеждах, проехав на лошади так близко от Сильверса, что он уловил аромат ее духов и почувствовал легкое прикосновение атласных юбок. И он практически знал, что мог бы протянуть руку и остановить ее, такая она была настоящая и теплая вблизи. Ее прекрасный, чуть хрипловатый голос стал звать Лизандра.

А затем лес стремительно поплыл мимо лица Сильверса, и у него возникла иллюзия полета, он летел, словно во сне, по зачарованной лесной тропинке, в темноте, под дрожащим светом звезд, и увидел бегущую в чаще Елену, которая, спотыкаясь и рыдая, выкрикивала имя Деметрия.

Она пробежала мимо и исчезла. А Сильверс невольно вздрогнул от дикого, почти что нечеловеческого хохота Пака, и ветерок обдул его разгоряченное лицо, когда маленький эльф стремглав промчался мимо.

Сцена затуманилась, словно туман поднялся вверх, к луне. Сильверс невольно замигал, а когда снова поднял глаза, Титания изящно лежала и дремала на украшенном блестками росы речном берегу пруда, где рос чабрец.