Роберт Шекли - На суше и на море 1963

— Роман! — Галя гневно сверкнула глазами.

Послышался шорох, голоса.

Галя, красная, принялась подбрасывать в костер ветки. Из лесу вышли Буслаев и Молчанов, мокрые, продрогшие.

— Ох и мокрота, сухой нитки нет! — воскликнул Молчанов, радостно протягивая к огню руки. — А у вас уже обед готов?

Ему не ответили.

Берега на Амгуни красивы, но, если смотреть каждый день — все те же сопки с лиственничником, те же елово-пихтовые леса, заросли чозении, — места могут показаться однообразными.

Лишь в вечерних зорях природа не повторялась. Каждый раз они бывали по-новому свежи, неожиданны и удивительно гармонировали с окружающим: багрянилось ли небо к дождю, пламенело ли ярким пурпуром к ветреному дню, или тихо, умиротворенно золотилось, обещая на завтра добрую погодку.

Буслаев был неравнодушен к минутам, когда закат венчает пройденный день, и сетовал, что он всего лишь фотограф, а не живописец, не то разве упустил бы такие мгновения, которые так и просятся на картину. Он устроился в лодке поудобнее и следил за дикими берегами.

И оттого, что всякий раз красота ускользала, как дым из горсти, Буслаеву становилось грустно.

…Темный елово-пихтовый лес был затоплен, подмытые деревья полегли в воду и раскачивались под ее напором.

Буслаев заметил, как что-то черное мелькнуло в зарослях сведены. Авдеев тоже увидел и приподнялся.

— Медведь, вроде… — сказал он.

Из-за плавины поднялся на задние лапы небольшой пестун — совершенно черный, как обгорелый пенек, в самый раз для нужд экспедиции — пудов на шесть-семь.

Буслаев схватил карабин, прицелился. Лодку раскачивало. Расстояние до медведя было приличное, метров семьдесят-восемьдесят. Поймать на мушку черную голову с поставленными стоймя ушами было трудно. Выстрел! Буслаеву казалось, что он хорошо выцелил зверя, но медведь прыгнул и, поднимая каскады брызг, бросился в заросли наутек.

— В кого стреляли, Александр Николаевич? — спросил Молчанов.

— В медведя, — разочарованно ответил Буслаев. — Главное, подходящий был, как раз на нашу компанию.

— Ничего, Александр Николаевич, — утешил Ермолов, — тут на ягоде еще не одного встретим. Сейчас такое время, что он на краснотал выходит кормиться. Значит, если попадется, можно стрелять?

— Надо подкрепиться мясом, — согласился Буслаев. — А то называемся охотниками, а впору перейти в вегетарианцы. Не дело.

— Ладно, будем сегодня с мясом, — пообещал Ермолов. — Наделаем таких пельменей — пальчики оближете. Правда, Галя?

Девушка молча пожала плечами.

Ермолов вырвался вперед. На бате можно было развить скорость большую, чем на надувной лодке.

Роману давно хотелось показать свое мастерство, да все не было случая.

Так и плыли: Ермолов впереди, остальные сзади. Пасмурные, дождливые дни сменились солнечными, Амгунь поголубела, присмирела, из-под воды показались галечные, умытые отмели.

Так же резко, как шла на прибыль, вода убывала. Обрисовались берега, обозначились плесы, перекаты.

Второй день — и ничего. Но Роман был опытный таежник и не терял надежды. Сегодня ничего, а там, глядишь, покажется зверь, когда его совсем не ждешь. Поэтому он греб, не ослабляя внимания и примечая все, что делалось по сторонам.

Следы хозяйничанья медведя встречались часто: помятые малинники, заломленные кусты краснотала, уже начавшие багряниться к осени, черемухи с пригнутыми верхушками, на которых было наибольшее обилие ягод. Медведь здесь есть, он ходит, пасется, только не показывается. Жди, когда ему вздумается выйти из зарослей к самой воде!

И Роман ждал, зорко всматриваясь в берега. Карабин лежал у ног наготове.

Роман сидел на носу лодки, Галя посередине, старик Дабагир на корме: у него хотя и маловато силенок, зато он опытный рулевой, а это имеет значение на охоте.

На привалах, во время коротких остановок, Скробов уже не раз подтрунивал:

— Ну как, Роман, где же пельмени?

— Погодите, будут.

Его и самого начало раздражать такое невезение. Надо же — идти в хорошую погоду второй день безлюдной рекой и, как на грех, ни одного медведя. Есть ведь они тут, вот только не показываются.

На широком плесе Роман заметил, что какая-то коряжка вроде плывет не по течению. Он присмотрелся: да, ее все дальше и дальше относило от берега к середине. Острый глаз охотника различил плоскую голову медведя, торчащие уши. Спина едва намечалась над водой тонкой черточкой.

Наконец-то! Сейчас он покажет московским галстучникам, на что способен настоящий амурский зверобой! Почему-то он вел спор лишь с одним Молчановым, который был ему особенно неприятен. Против Буслаева, Скробова он ничего не имел. Александр Николаевич вовсе не плохой мужик, понимает человека и замышляет стоящее дело — сделать охотников не сезонниками, а профессионалами, которым в любое время года будет занятие в тайге. А вот Молчанова он терпеть не может. Тут не к чему таиться. Роман обернулся к Дабагиру, указал на плывущего медведя.

— Давай, нажимай, мафа. Гребем наперерез!

Быстро замелькали весла, бат стремительно понесся наперерез зверю.

Как ни сильно загребали широкие медвежьи лапы, но расстояние между батом и зверем стало сокращаться. Почуяв погоню, медведь прижал уши — первый признак злобного раздражения — и стал еще быстрее работать лапами. Хоть медведь и глубоко оседает в воде — лишь вытянутая голова видна на поверхности, — но он отличный пловец, и, когда приналег, бат начал от него отставать.

Так можно было и упустить зверя. Роман выхватил из-под рюкзака запасное весло и кинул его Гале.

— Греби!

Глаза у него блестели, лицо, шея раскраснелись от натуги, пот выступил на лопатках. Работа в три весла дала себя знать: лодка снова начала настигать зверя. Уже отчетливо виднелась большая голова, прижатые уши, глаза, нос. Зверь был матерый. Он косил глазом, то и дело поднимая верхнюю губу и обнажая желтоватые, в палец, клыки.

Роман знал, всади он сейчас пулю в широкий звериный затылок, медведь камнем уйдет под воду. Тогда — прощай добыча! Весь план заключался в том, чтобы преследовать зверя до берега, а там, когда он станет выбираться из воды, положить его метким выстрелом. Сделать это он должен был на полном ходу, поднявшись в лодке в рост, и так, чтобы все подивились. Роман не раз стрелял таким образом не только медведей, но и оленей и был уверен в себе.

Роман скинул курок с предохранителя. Вынул из чехла и положил рядом с собой ружье и Дабагир: может, и его старая берданка потребуется.

Приотставшие на резиновых лодках Буслаев и Молчанов, заметив, что Ермолов преследует зверя, из всех сил стремились его догнать. Буслаев сожалел, что не может принять участия в медвежьей охоте; да и остальным хотелось посмотреть. Пока бат шел вслед за зверем поперек реки, резиновые лодки смогли придвинуться ближе.