Роберт Шекли - На суше и на море 1963

— Ничего, зато сидеть спокойно будем. То на то и получится, — сказал Авдеев. — А ну, глянь, у тебя глаза острее, вроде лосиха с телком идет…

Буслаев присмотрелся и увидел черный силуэт зверя, возвышающийся над ерником. Чуть позади мелькало пятно поменьше — теленок. Вскоре они очутились на краю солонца. Лосиха замерла на месте, принюхиваясь.

— Ветерок на нас, не чует, — прошептал Буслаев, но Авдеев толкнул его локтем: «Молчи!»

Лосиха поводила поставленными кверху длинными ушами и, убедившись в безопасности, принялась поедать сырую глину. Она выгрызала ее среди кореньев и камней и запивала водой, выступавшей на поверхности солонца.

Теленок тем временем смело вышел на середину солонца и направился к людям, ничего не подозревая об их присутствии. Он прошел в нескольких шагах от них, не повернув маленькой горбоносой головы. Был он еще мал, неуклюж, на тонких высоких ножках и, как всякое малое дитя, забавный. Буслаев умилился, глядя на него. Да и у Авдеева глаза сощурились в улыбке. Надо не иметь совершенно сердца, чтобы поднять ружье на такое безобидное и беззащитное существо. Помахивая головой от надоедливого гнуса, теленок достиг опушки и углубился в лес. Солонец его не интересовал.

Лосиха наконец заметила отсутствие теленка и забеспокоилась. Она «стригла» ушами, наставляя их то в одну, то в другую сторону, и всматривалась в заросли, куда скрылся лосенок.

Буслаев тихонько достал фотоаппарат, открыл побольше диафрагму и стал ловить видоискателем зверя.

Теленок не появлялся, и лосиха направилась по его следу. На середине солонца она уловила незнакомый подозрительный запах и насторожилась. Глядя темными выпуклыми главами, она медленно подходила к людям, которые застыли, как две темные коряги.

Буслаев видел приподнятую горбоносую голову лосихи, трепетные ноздри, тревожно наставленные уши. «Пятьдесят шагов, сорок», — считал он в уме, не шевелясь. Можно было представить себе, что чувствовала лосиха, чуявшая незнакомый резкий запах и не знавшая, живые это существа — враги или причудливые переплетения корневищ.

«Тридцать… ближе не подойдет…» — Буслаев нажал спуск. Слабый щелчок аппарата раздался в тишине подобно выстрелу. Лосиха вздрогнула и крупной рысью понеслась в сторону.

— Уф-ф! — перевел дух Авдеев. — Думал, не выдержу, аж глаза заслезились. Ведь она что делает? Смотрит прямо в зрачок и идет. Ну, думаю, моргни только — она заметит. Тогда поминай как звали.

Буслаев смеялся, довольный:

— Ну как, Евстигней Матвеевич, интересная охота с фотоаппаратом?

— Да, это потрудней будет, чем запалить из винтовки в бок сохатому за сотню метров. Да ты глянь, она еще остановилась, все не верит!

Лосиха на опушке обернулась, словно бы за тем, чтобы убедиться, нет ли за ней погони, и углубилась в лес неслышным пружинистым шагом.

Солнце медленно погружалось за напитавшуюся багрянцем марь. От последних лучей едва приметно потеплела белизна стволов у березок, гуще стала зеленая листва. Синеватая полоска тумана с$ала растекаться над солонцом, воздух заметно посвежел, напитался сыростью. Буслаев уже хотел подняться, чтобы идти на бивак, когда послышался треск, и крупный сохатый — бык — появился на краю солонца.

На большой горбоносой голове красовались еще неокрепшие ветвистые рога. С подбородка свисала темная борода с «серьгой» — небольшим кожным наростом на конце, который болтался, как какой-то привесок. Буслаев, глядя на лося, сожалел, что таежный красавец заявился столь поздно и его уже не заснять. Но понаблюдать стоило. Вскоре к пасущемуся быку присоединились еще два. Звери расхаживали по солонцу без всякой осторожности. Неизвестно, сколько бы они лакомились солоноватой землей, если бы не лось, шедший к солонцу с той стороны, где сидели в засаде люди. В темноте зверь близко подошел к ним и вдруг уловил запах мази. Он с шумом тут же бросился наутек, ломая молодой осинник. Его испуг передался остальным. Лоси скрылись.

Буслаев поднялся, размял затекшие в коленях ноги.

— Что ж, посещают солонец неплохо. Зверь есть.

— Это так, — согласился Авдеев. — Да надолго ли его хватит?

В лагерь они вернулись поздно. Все уже улеглись, в костре догорали головешки.

На Чукчагирское озеро можно попасть разными путями: по воде и по суше. Если по воде, надо плыть на лодках до устья реки Ольджикан и по ней в озеро. Путь этот длинный, и на резиновой лодке его не одолеть, потому что почти полторы сотни километров придется идти против течения. Для тех, кто спускается с верховьев реки, есть другой путь на Чукчагирское озеро — более короткий. Неподалеку от притока Амгуни — Нилана есть перешеек к озеру. Лодки перетаскивают волоком, по сухому — так много скорее и ближе.

Амгунь все еще оставалась горной рекой, хотя и размахнулась на плесах вширь. И если еще спешила вода, так потому, что не могла иначе после разбега. Перед самой деревенькой Каменкой в мутную воду слева ворвался приток — горная река Нилан, прозрачноструйная, зеленоватая. За ней Амгунь превращалась в равнинную реку, довольно глубокую, пригодную для малых транспортных судов.

Авдеев держался правого берега, чтобы не пропустить места, где перетаскивают лодки на озеро.

У небольшого ручья, впадавшего со стороны сопок, он скомандовал подчаливать, и лодки одна за другой пристали к берегу.

— Кажется, это и есть дорога на волок, — обратился Авдеев к Дабагиру. — Ты должен лучше меня дорогу домой знать.

— Верно, верно, — закивал Дабагир. — Сначала ключик. Потом маленько сопкой ходи. Там Чукчагир.

По ручью двигались, отталкиваясь шестами. Дабагир с Ермоловым сразу ходко ушли вперед на бате. Остальным предстояло познать, насколько неудобны резиновые надувные лодки, когда приходится идти против течения.

Когда они подошли к началу волока, там уже был разбит табор. Бат был вытащен из воды и перевернут кверху днищем.

— Можно свертывать лодки? — спросил Буслаев.

— Да. Отсюда все на себе, — ответил Роман. Он был очень деятелен, уже успел поставить палатку, приготовил таган, только вешай на огонь ведро и вари. — Тут грибов уйма, Александр Николаевич, — сообщил он. — Галя пошла собирать…

— О! Это я люблю, — ответил Буслаев.

После ужина долго не ложились спать. Сидели у костра, беседовали. Дабагир, попыхивая трубочкой, глядел на огонь. Слушая неторопливую беседу, он вспоминал прошлую жизнь.

Да, раньше зверя было больше, птицы больше, но даже в годы изобилия дичи голод нередко приходил в юрту охотника, потому что одна охота не обеспечивала потребностей человека.