Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Поселковая молодежь вечером спешила в кино, на танцы. Роман смотрел, сравнивал себя с другими, и становилось обидно, больно. Лучшая сторона молодости до сих пор оставалась для него где-то в тени. В чем состояло это лучшее, он не знал, но оно существовало, в этом он не сомневался.

Вечером он пришел на танцплощадку, чтобы со стороны понаблюдать за молодежью. Случайно оглянувшись, он увидел невдалеке Галю. Она стояла в полумраке. Глаза ее поблескивали, жадно следуя за вальсирующими парами. Когда, откуда она появилась, Роман даже не заметил. Время уже к десяти, на улице темень. «Может, она с Молчановым?» Нет, рядом с ней никого не было. Одна! При этой мысли давившая его тяжесть словно бы уменьшилась. Роман облегченно вздохнул. Как это ему раньше не пришло в голову, что можно, отдаваясь любви, укрыться от людских глаз, но нельзя скрыть света, озаряющего при этом лицо, глаза, душу человека.

Ничего такого с Галей не происходило, иначе он давно бы заметил. Ему же не двадцать лет!

Конечно же, ей очень хотелось покружиться, потанцевать. Но она не решалась подойти к танцплощадке в рабочей куртке, берете, кирзовых сапогах и следила издали. Роману стало жаль девушку. Чтобы там между ними ни произошло, он любил ее и не мог так просто выбросить из головы.

Внезапно ему пришла в голову дельная мысль. Обычно, добиваясь любви, обещают златые горы и звезды с небес, а вот он сделает по-другому. И Роман начал присматриваться к тому, как одеты наиболее нарядные девушки.

Галя пошла домой одна. Роман подался следом. У калитки нагнал. Будто мимоходом спросил, танцевала ли? Услышав ответ «нет», согласно кивнул: «Я тоже до них не охотник!»

Ночь была тихая, звездная. По освещенным окнам метались тени, в избе еще не спали.

— Погоди, — придержал Роман Галю. — Рано еще. Постоим.

Роман взял ее за руку. Ладошка твердая, сухая, с бугорками мозолей. Чтобы не молчать, он сказал:

— Здорово там некоторые выкаблучивают.

— Почему? Просто танцуют. Это красиво, приятно.

— А ты чего ж?

— В чем? В этом-то? — Галя показала на ноги. — Я все оставила в Хабаровске.

— А хочется?

— Еще бы! — Галя мельком глянула в лицо Романа и спросила: — Ты разве не идешь с нами дальше?

— Пока не знаю. — И неожиданно: — Ты же не хочешь, чтобы я был в экспедиции!

— Почему? Мне никто не мешает.

— Ой ли? — недоверчиво покачал головой Роман. — Будто я не вижу. Мешаю тебе, Молчанову.

— Думай, как хочешь, — пожала плечами Галя и осторожно высвободила пальцы из его широкой руки. — Я пойду, Роман.

Утром Роман подсчитал свои наличные.

Что ж, он не обеднеет, если сделает подарок. Больше месяца ходит в экспедиции, за это время он кое-что заработал, хотя шел не из-за денег. Да и что их жалеть, деньги? Разве год назад он не прокучивал вдвое-втрое больше, когда появлялся в районе? А ей будет удовольствие. Может, когда и вспомнит его.

Ему хотелось купить для Гали нарядное платье, хорошо бы какое-нибудь яркое красное с цветами, чтобы была, как рябинка осенью» Оно бы здорово пришлось к смуглому лицу девушки.

Через час Роман выходил из магазина со свертками в руках.

Буслаева и Скробова дома не было.

— Вот, Галя, — Роман протянул покупку. — От чистого сердца.

— Что это, Роман?

— Сама разберешь, что к чему. Танцуй!

И, сложив покупки на скамейку, он вышел.

Роман стоял, облокотившись на забор, и посвистывал. На душе было легко, радостно. Сзади послышались торопливые шаги.

— Роман, зачем ты все это накупил?

— Не нравится? — не оборачиваясь спросил он. — Некрасивое?

— Нет, почему же… Нравится. Но ты же знаешь, что у меня нет с собой таких денег.

— Ну, а нравится, так носи на здоровье. Я же с тебя денег не спрашиваю.

— Но как же так?

— Галя! — Роман обернулся к девушке. — Помнишь, я с тобой как-то пробовал говорить серьезно. Ты не захотела. Я не в обиде. Нет, так нет! Еще день-два, и ты в одну сторону, я — в другую, и разошлись. Я от тебя ничего не требую, только знай — любил тебя и люблю. Вот…

Собственная речь взволновала его, голос дрогнул.

— Я ничего такого тебе не сделала, чтобы ты дарил.

— Не сделала!.. А того, что я на всей своей прошлой жизни крест поставил, может, всю свою натуру переломил из-за тебя. Как по-твоему, это что-нибудь значит или нет? Словом, надевай, носи на добрую память, — и, увидев протестующий жест Гали, добавил: — Не возьмешь — обидишь на всю жизнь. Так и знай!

Он махнул рукой и пошел.

Ни в этот вечер, ни в следующий Галя не вышла на танцплощадку. Видно, стеснялась показаться в новом наряде.

Напрасно Роман дежурил у площадки, она не появилась даже близко.

Возвращаясь поздно вечером, Роман еще издали услышал громкий разговор в избе.

«О чем это они?» — подумал он, всматриваясь в освещенные окна.

Видно было, что спорщики устали. Роман прошел к плите, поболтал чайник, налил в кружку остывшего чая. Он проголодался, а готовить ужин не хотелось. Говорят, хлеб да вода — богатырская еда.

— Ну, как решили, Александр Николаевич, — обратился Роман к Буслаеву, — будет промхоз?

— Будет, Роман. Придется и тебе поработать!

— Что ж, я не против. Платили бы только охотнику как положено, почему же не работать. Провожу вас, да и пойду наниматься. И так подзадержался.

— А я думал, ты с нами до Тугура пойдешь, — сказал Буслаев. — Все равно на промысел ондатры ты уже опоздал. Лучшие угодья наверняка облавливаются. А к зимней охоте подготовиться успеешь. На Немилене рыбки себе подзапасешь. Юрию Михайловичу придется небольшое количество лосося отлавливать, куда его девать. А тебе сгодится.

— Я не прочь, — отозвался Роман. — Привык к вашей экспедиции.

— Вот и добро.

В поздней осени Приамурья нет такой цыганской яркости красок, как в Приморье. Здесь она спокойна, как здоровый, исправно потрудившийся человек, вдоволь запасший на зиму всякого добра. Щедро, без бахвальства распахивает она свои кладовые: бери, не стесняйся! Пойдешь на марь, там на моховых подушках, тронутых багрянцем, полно рубиново-красной клюквы. Она лежит на мхах, как бусы, просыпанные чьей-то неловкой рукой; терпеливо ждет сборщика, а не придет он, перезимует под снеговым одеялом и, если весной не найдется на нее охотника, осеменит землю, чтобы пробудиться к новой жизни.

А по соседству с багульником и ерниками — зарослями низкорослой березы Миддендорфа — еще осыпается голубика. Вместе с перезрелыми ягодами падают усыхающие побуревшие листочки. Поутру, прихваченные морозцем, ягоды удивительно вкусны. Правда, собрать даже горстку уже нелегко, потому что она вся на земле и настолько нежна, что половину передавишь, окрасив пальцы красным соком. Пожалуй, ни одна ягода не может поспорить в изобилии с брусникой. Ее вишнево-темные гроздья устилают сухие склоны сопок. Порой ее бывает так много, что буквально некуда ступить ногой.