Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Таня — женщина в полтора раза крупнее, в два раз шумнее и в три раза упрямее Нины. Ко всему и ко всем относится с некоторым скептицизмом. Зато наделена большими хозяйственными и организаторскими способностями, умеет вкусно готовить почти из ничего и нравиться нужным людям;

Алеша — щуплый, веселый, рассеянный. Всегда худшего мнения о себе, чем окружающие. Смешно и приятно видеть, как он радуется, сделав что-то, казавшееся ему непосильным. Он охотно и весело берется за все походные дела, но предпочитает помогать и выполнять, а не советовать и руководить. Порой, заруководившись до умопомрачения, я ему смертно завидую. В свободное от общественных работ время Алеша пишет стихи, ведет дневник и чинит испорченный древний бинокль;

Борис — Борик — Бобуля (так он сам в минуты нежности зовет себя). Личность, выдающаяся глубокой невозмутимостью, твердой верой в то, что спешить некуда, и добродушной нечувствительностью ко всякой критике. У него могучая фигура, светло-рыжие волосы, нежно-голубые глаза. Он очень любит поесть. А еще Боря обожает задавать вопросы, ответы на которые сами собой разумеются или вообще не существуют.

Последним присоединился к группе Костя — смуглый коренастый парень с кавказским походным стажем и знанием немецкого языка, что будет крайне лестно горным козлам. Костя обычно доволен собой и окружающим, не любит искать лучшего от хорошего, волноваться о будущем и толком укладывать рюкзак. В то же время он горд, никогда не жалуется и потихоньку таскает банки консервов у других, чтобы быть уверенным, что его ноша не самая легкая.

У нас есть трехместная палатка на шестерых, ледорубы, веревка, спальные мешки, неважная карта, несколько глазомерных туристских схем. В личном снаряжении участников полуметровый нож, «Фауст» в подлиннике и тушь двух цветов для Таниных ресниц. Какая у нас еда, знает только Таня. На любопытствующих и советчиков рычит: «Не лезьте не в свое дело. Есть будете — узнаете!»

Куда же мы идем? Поход начинается задолго до первого шага по тропе. Полгода длится увлекательное путешествие по картам, чтение книг, встречи с бывалыми людьми. Перед нами карта Тянь-Шаня. В географическом центре его, окруженное высокими хребтами, синеет озеро Иссык-Куль. К юго-востоку за несколькими гребнями громоздится высотный центр Тянь-Шаня — обледенелый массив Хан-Тенгри. Карта подсказывает три задачи: пройти несколько ущелий в хребтах Прииссыккулья, подобраться к Хан-Тенгри, насколько хватит сил, а затем спуститься на отдых к озеру.

Из ущелий выбор пал прежде всего на Каркару. Спросите о ней любого киргиза, и на лице у него появится нежно-мечтательное выражение: «О, Каркара! Самое лучшее место. Другого такого нету!»

Ну-ка, где она — Каркара? С севера и юга Иссык-Куль замкнут хребтами Кунгей-Алатау и Терскей-Алатау. На востоке Терскей протягивает к Кунгею два высоких отрога. Между ними и вьется беззаботными зигзагами река Каркара. Истоки ее — Кокжар и Турук — стекают с Терскея в месте его понижения. Тут должны быть перевалы. А почти напротив, за рекой Сарыджаз, поднимается массив Хан-Тенгри.

Западнее по одному из притоков Сарыджаза — Оттуку — можно перевалить обратно через Терскей. После этого нужно пополнить продовольствие. Находим удобный путь к селу Теплоключенка в устье ущелья Аксу, которое состоит из двух ветвей. Западная из них — Арашан — параллельна реке Каракол, а между ними на карте соблазнительное горное озеро. Значит, вверх по Арашану, потом перевал на озеро Алакель и оттуда в Каракольское ущелье, опускающееся к Иссык-Кулю. Вот теперь цели маршрута связаны интересными путями. Как раз и время подошло. Даешь Тянь-Шань!

Мы в воздухе. Боря жует. Ему сказали, что лететь надо с полным желудком. Таня рассказывает, что надела рюкзак, прошлась с ним по комнате — и теперь у нее все болит. Потом она нашла с кем-то из пассажиров общих знакомых. А я сладко вздохнул, физически ощутив конец подготовительной суеты, и заснул.

Во Фрунзе нам советуют ночевать на перевалочной базе альпинистов. Уже во тьме находим железный забор с изображением ледорубов на воротах. У нас забирают паспорта, дают чайник кипятку и разрешение спать в любом углу заросшего травой двора.

Автобус, важно урча, минует километровый столб с цифрой «1». Где-то в Пржевальске стоит такой же столбик с цифрой «390». Дорога сразу за городом идет сплошными садами. Потом поля, большие села с белыми хатами. Кое-где колышется, а чаще уже связана в снопы золотисто-рыжая пшеница. На склонах гор она видна зелеными несозревшими квадратами. Читаю вводную лекцию про горную зональность. Боря все понял: «А по ту сторону хребта наоборот будет — сверху желтая, а внизу еще зеленая?»

Широкое устье Боамского ущелья. Оно, прорезая два хребта, образует проход с севера в Иссык-Кульскую котловину. У въезда в ущелье водружена здоровенная, склеенная из кусков камня пирамида с гипсовыми козлами наверху. У основания — родничок. Насколько уместен и приятен последний, настолько безвкусна и нелепа пышная надстройка. (Сейчас гипсовых придорожных зверей зачем-то ставят всюду. Проезжая как-то по подмосковному шоссе, я чуть не рухнул с велосипеда, увидев толстого самодовольного льва.)

Река Чу, быстрая и мутная, хрипит внизу. Шоссе вьется серпантином по узким карнизам. Потом ущелье идет на снижение, расширяется. Склоны у него уже не скальные, а из узорной выветренной глины. Путь поворачивает к берегу Иссык-Куля.

Сначала озеро видно застиранной полоской, почти не отделенной от неба, и вдруг на повороте расплескивается во всю ширь — насквозь просвеченное солнцем у берегов и густо-синее от огромной глубины в середине. Южный берег местами еле виден — четко выделяются лишь белые пилы гор.

Костя скис от «коктейля», смешанного из высоты, бензина и зеленых яблок. Борис и Нина спят, на ухабах постукиваясь головами. Таня вертится, взахивает от восторга. Расталкивая фарами густую темноту, вкатились в Пржевальск. Почему-то гостиничные власти уверены, что предоставляют путникам ночлег из милости. Сначала положено отказать, а потом, после уговоров, грубой лести, унылых вздохов просителя, сжалиться и найти «последнее» место.

Вечер следующего дня. Выносливый дождь не перестает уже часов восемь. Мы на летней ферме среди горных лугов, километров семь не доходя перевала Санташ. А дожили до этого так. С подъемом и сборами опоздали. Таня красила реснички, Нине понадобилось что-то погладить, Боря проспал. Все уверены, что нарушение сроков по таким важным причинам в порядке вещей и будет практиковаться весь поход.

На упаковку груза после зашивания незамеченных дыр, поисков Бориного ботинка и ушедшего на почту Кости осталось сорок минут. Этого при наличии двух женщин с собственными мнениями и бесподобно неторопливого Бори крайне мало. Выступили к автобусу, на бегу роняя, подхватывая и рассовывая по карманам остатки аптечки, бульонных кубиков, носки.