Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Можно ли, побывав на текстильной фабрике, не увидеть тот ситец или мадаполам, который она вырабатывает? Или на угольной шахте не заметить уголь, на металлургическом заводе — раскаленный металл?

На нефтепромысле, к своему огорчению, я не увидела черных нефтяных рек. Даже ручейка. Надо было верить на слово: бесчисленные качалки вычерпывают из земли нефть, а не кивают головами попусту.

Убеждаться в этом можно лишь косвенно. Мы зашли в небольшую будку, затерявшуюся среди леса вышек, как избушка лесника в бору. В прохладной тишине будки щиты и диски циферблатов, рычаги и кнопки. Посередине серый наклонный стол с небольшим экраном и длинным рядом кнопок. Ясно: в будке пульт управления. Светлоглазая девушка, дежурный оператор Валя Макеева, дирижирует пультом. Она немного стесняется посторонних, но все же охотно выполняет обязанности гида.

— Вот это динамоскоп, — показывает на серый стол. — Здесь мы производим пуск и остановку скважин, всегда можем видеть, как они работают. Хотите посмотрим какую-нибудь скважину, ну, например, эту.

Валя нажимает кнопку с трехзначным номером, и на темном экране появился крохотный зеленый огонек. Он побежал по экрану и, оставляя светящийся след, начал чертить параллелограммы. Вот зеленый червячок пополз по длинной стороне прямоугольника:

— Видите, — поясняет Валя, — это подъем наполненного насоса. А теперь короткая сторона — это выкид. Теперь, смотрите, опять длинная — пустой насос пошел вниз. А вот он дошел до конца, опять наполнился. Скважина работает нормально. Так я могу проверить все сто двадцать скважин, которые подключены к нашей телеустановке. Могу пустить или остановить любой станок-качалку. Вот подите с Иваном Григорьевичем к какой-нибудь скважине.

Иван Григорьевич Лиходедов, невысокий человек скромной наружности, оператор по наладке средств автоматики. Он — маг и волшебник. Ему беспрекословно подчиняется вся точнейшая и тончайшая техника, совершенно мне непонятная и поэтому вызывающая благоговейное уважение. А совсем недавно был Иван Григорьевич, местный кубанский житель, оператором по добыче. С тяжелой сумкой за плечами вышагивал десятки километров ежедневно по холмам и балкам, в зной и непогоду.

— Двадцать станков-качалок у меня в подчинении было, — рассказывает он, — к каждой хоть раз в день подойти, за ручку поздороваться надо. Домой, бывало, со смены без ног приходишь.

Теперь у Ивана Григорьевича под началом вшестеро больше скважин, а на ноги не жалуется.

Мы подошли к скважине. Лиходедов взял трубку полевого телефона, вызвал Валю.

— Сейчас она остановит насос.

Действительно, раздался легкий щелчок на щите управления скважиной, и насос застыл в неподвижности. Еще щелчок — подчиняясь невидимому приказу, снова закивал он своей тяжелой головой.

Две телеустановки командуют теперь всеми скважинами третьего промысла. Автоматы хозяйничают в резервуарах. Чтобы определить дебит, то есть мощность нефтяного потока, выкачанного из недр, замерщица раньше лазила по гигантским цилиндрам резервуаров, рулеткой измеряла, как повышается в них уровень нефти. Теперь это делают фотоэлементы. Автоматизируется котельная. Она будет работать на замке, а кочегары переквалифицируются тоже на какие-нибудь трудные моему пониманию профессии.

А что, подумала я, пожалуй не так уж и плохо, что не увидишь тут нефтяных рек, живописно представленных в старых книгах. Пусть текут себе невидимыми руслами, подчиняясь умным механизмам. Лишь бы не иссякали.

Скважины, как и люди, живут и умирают. Век их не очень долог: пятнадцать — двадцать пять лет у однопластовых скважин, столько же и у многопластовых, черпающих нефть как бы из нескольких подземных этажей.

Промыслы «Черноморнефти» на Зыбзе и в Глубоком Яру по возрасту старые, им перевалило за полтора десятка лет. Они, казалось бы, сделали свое, большего с них не возьмешь. Многие и считают их умирающими, не подающими больших надежд. Ведь и вся Ильская долина в общем-то старовата: служит без малого сотню лет. Пора ей на покой.

Самвел Самсонович Франгулян с этим не согласен:

— Кто сказал, что скважины не могут жить два раза? Абсурд — закапывать под каждую вышку целое подземное хозяйство, пробивать к ним дороги, а потом бросать готовую нефть.

Оказывается, считалось нормальным, что скважина выкачивает только треть, в лучшем случае половину запасов нефти. До семидесяти процентов ее остается в пласте как мертвый, неизвлекаемый запас. Так было всегда и всюду: техника не позволяла выкачать больше.

Самвел Франгулян пришел в эти балки, когда только поднимались тут первые вышки. Был рабочим, потом оператором. Сейчас он заведует третьим промыслом. Он помнит те первые послевоенные годы, когда на освобожденную Кубань потянулись эшелоны с семенной пшеницей для одичавшей земли, со станками и машинами. В эшелонах вместе с агрономами и хлеборобами ехали разведчики нефти. Им предстояло вновь открыть кубанскую нефть, которая была нужна стране в ту пору не меньше, чем кубанский хлеб. Разведчики пришли в старую Ильскую долину, в те места, где бурил еще Новосильцев, а потом многие годы хозяйничали иностранные концессионеры. Разыскали новые залежи. Нефти, тяжелой, маслянистой, оказалось много, и лежала она неглубоко, всего на пятьсот-девятьсот метров. По Зыбзе и Глубокому Яру поднялись многие сотни вышек — вырос металлический лес.

— Надо было сразу дать стране много нефти, — вспоминает Франгулян, — пока другие, разрушенные кубанские промыслы восстанавливались. Поэтому бурили скважины так, чтобы как можно быстрее освоить залежь.

Промысел сослужил свою службу. Но вот добыча пошла на спад, активный запас кончился. Тогда нефтяники «Черноморнефти», следуя более раннему примеру хадыженских промыслов Кубани, решили активизировать «мертвые» остатки. В одних местах стали выжимать на поверхность нефть, подпирая пласты снизу водой. В других закачивали под большим давлением в недра воздух. Он выпирает нефть, давя на нее сверху. Только по двум промыслам «Черноморнефти» таким путем извлечено около миллиона тонн остаточной нефти. Меры по поддержанию пластового давления, как называют нефтяники все эти приемы, помогают извлекать миллионотонные остатки и на других промыслах Кубани.

Надо сказать, в этом вопросе кубанские нефтяники на переднем крае одной из крупнейших общих проблем современной нефтяной науки и практики. Во всем мире в старых выработках таится вдвое больше нефти, чем извлечено из них за все время существования нефтяной промышленности. Заставить недра отдать то, что уже пройдено скважинами и взято на учет, но пока не дается в руки — большая задача, над решением которой бьются ученые-нефтяники не одной нашей страны.