Роберт Шекли - На суше и на море 1963

После взаимных расспросов мы погрузили свои рюкзаки на нарты, а сами налегке пошли по самому берегу реки, описывая встречающиеся обнажения, и девять километров по Надоте проделали сравнительно легко.

Вечером мы сидели в теплом чуме, ели ароматное оленье мясо и пили чай, слушая последние новости и обсуждая события, происшедшие в мире за последние пятьдесят дней. После ужина, уютно устроившись на мягких шкурах, мы впервые за много дней наслаждались концертом артистов московской эстрады, который передавался по радио.

Наутро, после завтрака, состоящего из вареного мяса, рыбы и масла, мы стали свидетелями одного из интереснейших зрелищ — ловли оленей.

У оленей в это время начинается гон, и самцы-хоры уже вступали в бои за обладание важенками. Чтобы не было кровопролития, оленеводы решили некоторым драчунам спилить рога.

Я раньше не представлял себе, как из трехтысячного стада полудиких оленей можно выловить полтора десятка намеченных. Но оленеводы хорошо знали свое дело. Выстроившись вдоль небольшой ложбинки, метрах в ста от чума, они криками «о-го-го-го-го-о!» заставили оленей бежать по этому стометровому проходу.

Мимо нас со скоростью курьерского поезда мчалась сплошная масса оленей, целый лес рогов. Взвились арканы, и уже через несколько секунд пять быков тщетно трясли головами, пытаясь освободиться. Ловкость, с какой оленеводы выловили нужных оленей из сплошного, мчащегося мимо них потока, была просто непостижимой. Каждый из оленеводов, быстро перебирая аркан, подбирался к оленю и, схватив его за рога, одним быстрым движением валил на бок, а затем спиливал рога. Лишившись своего «турнирного» оружия, хоры долго трясли головами и, уже притихшие, возвращались в стадо. Прогнав таким образом несколько раз все стадо, оленеводы быстро выловили всех нужных животных.

Вскоре мы на четырех оленьих упряжках взяли куре на Нямду. Как только отъехали от реки, начались ивняки, которые даже олени преодолевали с большим трудом. Несмотря на то что на каждых нартах ехало два человека, а везли их шесть самых сильных быков, мы были вынуждены останавливаться через каждые полтора километра, чтобы дать животным передышку. Они тяжело дышали, а некоторые даже ложились.

Оленеводы время от времени удивленно спрашивали, как мы здесь хотели пройти с грузом. Мы только пожимали плечами и говорили, что не знаем как, но прошли бы обязательно. Оленеводы с сомнением качали головами. Как объяснить им, что, может быть, именно за этой стеной кустов нас поджидает нечто такое, что, словно яркий луч, осветит неясные для нас вопросы, а разрозненные, отдельные, ничего не говорящие факты вдруг встанут в стройный ряд умозаключений, взаимно объясняя и дополняя друг друга. Как объяснить, что та минута, когда находишь что-то новое или важное для науки, стоит многих часов любого физического напряжения? Мне кажется, что, для того чтобы понять все это, надо быть геологом. Но у других людей другая работа и другие радости, связанные с ней.

К полдню мы были уже на Нямде. Я велел ребятам разжигать костер и ставить кастрюлю с водой для ухи, а сам, наладив спиннинг, занялся ловлей рыбы. Оленеводы были очень удивлены, когда после второго же броска блесны уже трепыхался на берегу солидный хариус. За полчаса я поймал еще шесть штук. Оленеводы, ловившие рыбу только сетями и неводами, были в восторге от спиннинга.

Угостив оленеводов ухой, мы последний раз сфотографировали их и распрощались.

По описаниям геологов, побывавших в низовьях Нямды, выходы песчаников нижней части красноцветной толщи были здесь точно такими же, как на реке Идолов. Поэтому я собирался лишь мельком просмотреть их, а основное внимание уделить более высоким горизонтам этой толщи, обнажающимся в четырех километрах выше по реке.

Действительно, породы здесь были точно такими, как на Идолихе, и только в одном месте встретились какие-то необычные песчаники. Лупа у меня была в рюкзаке, поэтому я отбил несколько образцов этих песчаников, сунул их в карман и прошел дальше. Километра через четыре мы устроили лагерь, и тогда я просмотрел в лупу эти образцы песчаников. Трудно было поверить своим глазам — они были почти чисто кварцевыми!

Откуда взялись эти чистые кварцевые песчаники среди отложений так называемого полимиктового состава?. Как могли образоваться эти песчаники? Почему они вдруг оказались в самой середине тысячеметровой толщи полимиктовых песчаников? На все эти вопросы я не мог найти ответа.

На другой день, оставив Лешу искать филлопод в обнажении близ лагеря, мы с Борисом налегке вернулись к этим загадочным песчаникам. Да, ошибки не было. Это оказались чистые кварцевые песчаники голубоватого, желтоватого или почти белого цвета. Даже по внешнему виду они резко отличались от вышележащих песчаников красноцветной толщи.

Я долго вспоминал, где я видел нечто подобное, и наконец вспомнил. Точно такие же породы, представленные песчаниками и гравелитами, залегали в самом верху угленосной толщи на Большой Сыне. Но почему они здесь, на Нямде, попали в середину красноцветной толщи? А к красноцветной ли толще относятся нижележащие отложения, обнажающиеся ниже по реке? Это были уже далеко не праздные вопросы. Если песчаники ниже по реке относятся к красноцветной толще, то тогда угленосные отложения здесь на большой глубине. В противном случае угленосная толща лежит почти на поверхности.

Мы подробно описали все песчаники, отобрали образцы и, слегка возбужденные, вернулись в лагерь, где Леша уже варил уху.

Через два дня мы отправились дальше ко второму выходу верхней части красноцветной толщи, расположенному в двенадцати-тринадцати километрах от первого. Несмотря на то что по берегам реки были протоптаны оленьи тропинки, нам приходилось отдыхать через каждые пятнадцать-двадцать минут, так как мы буквально сгибались в три погибели под образцами песчаников, В полдень мы сделали привал на обед в небольшом каньоне. В верхнем конце каньона было два водопада высотой около двух метров каждый.

Для обеда решили наловить рыбы. В первой же яме у второго водопада за блесной кинулись сразу пять хариусов. При таком обилии рыбы мы стали выбирать хариусов средней величины, так как они наиболее вкусны, а крупных бросали обратно в воду. Наконец дежуривший «по кухне» Леща стал придирчиво осматривать уже и средних хариусов, выбирая наиболее жирных. Он с сосредоточенным видом тыкал трепещущим рыбкам пальцем в живот.

Уху решили сделать «двухступенчатую». Вначале сварили бульон из голов, хвостов и печенок, а затем в него бросили туловища рыб. При таком способе варки бульон получается значительно вкуснее.