Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Ночью я проснулся от холода. Выглянул из палатки — кругом все бело от инея. Вслед за мной вылез Леша. С ворчанием он надел меховые штаны и снова с головой влез в мешок. Все прибрежные лужи замерзли, а у берегов реки образовалась кромка льда.

После завтрака Борис с Лешей отправились на следующую точку, расположенную на водоразделе Нямды и Нямдо-Юнко, чтобы отнести туда часть образцов, а заодно разведать путь. Я остался описывать обнажение.

Работать было очень холодно. Особенно мерзли руки и нога, Время от времени приходилось разжигать костер и отогреваться.

Ребята вернулись поздно вечером, усталые, но довольные. К ночи немного потеплело. Но наутро вместо осенней желтовато-бурой тундры перед нами предстала белая пустыня, а снег все валил и валил крупными тяжелыми хлопьями, хороня нашу надежду описать оставшиеся обнажения. К счастью, пока мы варили завтрак и собирались в путь, снег перестал.

И снова наш маленький отряд вытянулся цепочкой по тундре. Снова заросли карликовой березки, ивняка и чавканье болотистой почвы. Нам повезло: мы встретили воргу — нартовую дорогу, по которой идти гораздо легче, и к обеду были у озера. Описав обнажения на нем, на следующий день отправились на Надоту.

От озера до Надоты около двадцати километров — нам предстоял самый длинный переход. Погода в этот день была на редкость скверной.

Мы шли. Шли, часто спотыкаясь и падая, путаясь в зарослях, еле переставляя ноги на болотах. Мы переходили вброд ручьи, равнодушно наблюдая, как вода набирается в рваные сапоги, почти ползком преодолевали крутые склоны.

Кругом расстилалась тундра. Но это была не летняя тундра, ласкающая взгляд своей зеленью, а осенняя — бурая, с белыми пятнами снега в тусклой серой дымке. Низко проносились темные тяжелые тучи, которые то поливали нас дождем, то посыпали снегом. Но мы, насквозь мокрые, грязные, все шли и шли.

Временами над нами пролетали последние треугольники журавлей, проносились запоздалые стайки мелких птиц. Подгоняемые наступающим с севера холодом, птицы летели к теплу и солнцу — на юг.

А мы шли на север, навстречу ветру и тучам, шли к нашей дорогой реке Идолов, к той точке, куда за нами должен был прийти вертолет.

Мы шли, то молча сжав зубы, то громко ругаясь и проклиная все на свете, но шли. Не идти было нельзя.

Несмотря на отчаянные усилия, добраться до Надоты в этот день не удалось: даже после девяти часов непрерывной ходьбы мы были еще в трех километрах от нее. Солнце давно скрылось за горизонт, стемнело, и продираться сквозь заросли стало опасно.

На ночлег остановились у одного из ручьев, текущих в На-доту. К вечеру ударил такой мороз, что мы с трудом закоченевшими руками установили палатку. В очистившемся от туч небе ярко блестели звезды и всеми цветами радуги переливалось северное сияние.

На следующий день мы быстро дошли до Надоты, и уже к вечеру перед нами была хмурая, посыпаемая дождем река Идолов. Наша экспедиция закончилась.

Еще два дня мы разбирали и упаковывали снаряжение, готовясь к прибытию вертолета. Четырнадцатого сентября мы весь день с надеждой взирали на небо, но вертолет не прилетел. Ночью начался снегопад. К обеду снег сменился дождем, и никакой надежды на улучшение погоды не было. Высказав десятка полтора всевозможных вариантов в отношении погоды на завтра, мы поели ухи и полезли в спальные мешки.

Шестнадцатого мы все проснулись рано, но никто не вылез из палатки: по ней гулко барабанил дождь. Надежда попасть в этот день в Воркуту угасла.

Вылезать из палатки не хотелось, да и незачем было, спать тоже не хотелось, читать было нечего. Я грыз сухари и думал. Думал о том, что у меня сейчас есть материал по перми и триасу всего Северного Приуралья и не хватает только данных по одному, самому южному району — району Верхней Печоры. Я уже прикидывал, какие привести доводы, чтобы поехать туда на следующий год. Я так ушел в свои мысли, что даже не заметил, как расчистилось небо, и с первым лучом солнца мы услышали такой желанный гул вертолета.

И вот снова мы смотрим сверху на тундру, которая еще раз сменила свой ковер. Теперь это почти сплошное белое покрывало с редкими бурыми пятнами. Здесь, в Заполярье, наступала зима.

Прощайте, вольные просторы! До будущей весны!

Очерк

Рис. Н. Михайлова

Машина бежала сильно и уверенно, изредка подрагивая на неровностях дороги, и тогда бочки постукивали о борта: гулко — та, что с бензином, железная, глухо и коротко — деревянная с водой. Мы лежали на ящиках, расстелив на них спальные мешки, и видели только небо — густо-синее, светлеющее книзу. После дневной жары земля долго еще отдавала тепло, и оно вместе с тончайшей пылью и горьковатым запахом полыни струилось из щелей кузова.

— Да, не повезло, — вздохнул Евгений.

Он, видно, продолжал какой-то мысленный разговор. Мы все, конечно, подумали о нашей начальнице отряда.

Сергей, лежавший возле кабины, только передернул плечами. Он вообще не отличался разговорчивостью.

— Вот отряд Олега Николаевича — это да! — снова начал Женя через несколько минут. — Вывший фронтовик, помните, приходил к нам на кафедру? Вот к нему бы попасть…

Снова помолчали. Быстро темнело. Сильнее запахло полынью.

Я приподнялся на локте. Бескрайняя степь уходила за горизонт и там терялась в вечерней дымке. Внезапно по дороге впереди машины побежали две светлые полосы. Это шофер Вася включил фары. Рядом с ним в кабине сидела Елена Сергеевна — наша начальница.