Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Долго пробирались сквозь густой тростник. Местами он достигал трехметровой высоты. Нас начали покусывать затаившиеся в теплой тишине комары. Женя первый не выдержал:

— Елена Сергеевна, а скоро вода? Где же Кума?

— Здесь, вот она, — услышали мы невинный ответ.

Остановились. Сквозь поредевший тростник нашему взору открылось нечто вроде просеки, почва которой была словно припудрена налетом солей.

— Вот она, — лукаво повторила начальница. — Миша, давай копать здесь.

Ориентировав почвенный разрез по солнцу, чтобы оно освещало нужную нам стенку, мы стали по очереди долбить каменный грунт. Серая с прожилками солей почва плохо поддавалась лопате. Но мы работали отчаянно, вкладывая в удары всю досаду на себя, на несуществующую реку и даже на Елену Сергеевну.

— Вот что, — вкрадчиво сказала она, — вы на меня не сердитесь. Так вы лучше запомните Куму. А купаться будете в Волге, когда поедете за почвоведом. Между прочим, Кума не везде сухая. В прошлом году мы видели ее немного западнее Величаевки. Там — это река. — Вспомнив что-то, Елена Сергеевна рассмеялась. — Один студент решил даже прыгнуть в воду с берега и сразу увяз в черной грязи. Там по верху течет чистая вода, а под ней лежит вязкий ил.

Кума течет с северных склонов Большого Кавказа и в верховьях довольно бурная. Выбегая на Прикаспийскую низменность, она постепенно мелеет, разбирается на орошение и, не дойдя до Каспийского моря, совсем исчезает.

Закончив картирование юго-западного «угла» нашего участка, мы двинулись к северу. К сожалению, возвращаясь на базу из этого рейса, мы не успели поработать на самом сложном и отдаленном участке — юго-восточном, так как не хватило продуктов и бензина. На нашей рабочей карте этот участок условно отметили как белое пятно.

По дороге остановились возле участка ярко-зеленого травостоя, необычного на фоне соломенно-желтой степи. Пошли смотреть. Всюду низкорослый свежий типчак. Ничего больше. Ни полыней, ни мхов, ни лишайников.

— Здесь был степной пожар, — сказала Елена Сергеевна, — все сгорело и не возобновилось, кроме типчака, а он чувствует себя хорошо, даже пошел подрост из семян. Видите, какая сочная зелень. Полынь же очень медленно восстанавливается после пожаров — у нее корневая шейка высоко над землей и сразу повреждается огнем.

Часа через два невдалеке показалось сухое соленое озеро. Женя с Сергеем попросили разрешения сходить к нему, а мы с Еленой Сергеевной направились к поляне более темного оттенка. Мы оказались среди зарослей низких темно-зеленых кустарников, похожих на крошечные елочки.

— Это эфедра, или кузьмичева трава, еще ее называют хвойником, — говорила Елена Сергеевна, нагибаясь и трогая пальцами шершавый стебель. — Очень занятное растение из типа голосеменных, применяется в медицине. Давайте возьмем его в гербарий.

Осторожно, чтобы не повредить подземных частей растения, начал я откапывать стамеской упругую плеть. Она, извиваясь змеей, уходила под поверхность почвы и там ветвилась. Пот со лба капал в перерытую землю. Уже два, нет, три метра этой дьявольской плети отпрепарировано, а конца ей не видно. В некоторых местах от нее выходят на поверхность новые зеленые «елочки». Время идет. Начальство что-то пописывает в своем дневнике с безразличным видом.

Плеть мешает копать. Она хватает за ноги. Тогда я стал скатывать ее в большой круг, как канат, и лишь добавлял новые кольца, поливая их потом. Когда вернулись Женя с Сергеем, вопрос «кто кого», кажется, решался в пользу эфедры.

— Интересно, Елена Сергеевна, — спросил я, — есть ли вообще конец у этой кишки, или мне придется перерыть всю округу?

— Сколько метров нарыли?

— Да с десяток будет…

— Ну, тогда вполне хватит. Практически отрыть целиком весь куст невозможно — он без конца ветвится и занимает часто десятки квадратных метров.

Я вспомнил рисунки эфедры и ее описание в книжке. На деле она оказалась совсем не такой безобидной. Так практика обогатила мои теоретические дознания.

— Какой инструмент потребуется для следующего растения? — мрачно спросил я, перекидывая стамеску с руки на руку.

— О, ничего особенного. — Она огляделась кругом и обратила наше внимание на крупное ярко-зеленое растение. — Вот смотрите, знаменитое растение пустынь — верблюжья колючка. У нее длиннейшие корни, поэтому даже в самое жаркое время, когда кругом все высыхает, она сохраняет зеленый цвет и сочную листву. Вырыть ее еще труднее, чем эфедру. А вот и последнее растение на сегодня.

Мы подошли к крупному шарообразному кусту. Толстый одревесневший стебель прочно сидел в земле.

— Это солянка калийная. Теперь ее называют солянка русская, — объясняла Елена Сергеевна, — к осени она еще сильнее разрастается, ветвится и, когда созревают семена, отрывается от корня, подхватывается ветром и катится по степи, как огромный шар, рассеивая семена.

— Это и есть перекати-поле? — спросил Женя, с интересом разглядывая солянку.

— Да. Здесь много таких форм. Многие солянки, гипсолюбки и другие растения тоже осенью путешествуют по степи в виде шаров.

Елена Сергеевна подошла к кусту, взяла его двумя пальцами у основания толстого стебля и легко вытащила из земли вместе с поразительно маленьким корешком. Эта солянка — однолетняя. У многолетних перекати-поле, имеющих мощную корневую систему, корни остаются в почве, а надземная часть их так же отламывается у основания стебля.

С каждым днем степь все более выгорала. Небо тоже будто выцвело. На горизонте дрожит марево. Часто видим миражи и уже не удивляемся им. Они похожи: будто впереди расстилается широкое плоское озеро, а по его берегам стоят большие деревья и отражаются в воде. Поджидали почвоведа. Кто мог предвидеть, что этот субъект нарушит наши милые привычки…

В Астрахань поехали Женька и я. Предстояло выполнить немало поручений, а кроме того, встретить и привезти почвоведа. Он, конечно, окажется бледным, тщедушным и будет потрясен нашим загаром, нашим бравым видом.

Еще до рассвета выехали мы на Аркашке из Нарын-Худука. Свежий предутренний ветерок трепал наши выцветшие волосы и отросшие бородки. Удобно усевшись в кузове, мы с удовольствием вспоминали прожитый здесь месяц. Впереди — Астрахань, Волга, новые впечатления.

Почвовед должен был поджидать нас у багажной кассы. Мы немного запаздывали. Ничего, пусть поволнуется.