Роберт Шекли - На суше и на море 1963

Все это очень напоминает сахалинский пейзаж: те же бурые от прошлогодней высохшей травы сопки, то же море, сейчас, в тихую погоду, притворно-ласково лижущее скалы. И все же щемящее чувство заброшенности, затерянности в чужом краю охватывает тебя у этих берегов.

Глаз невольно ищет и не находит рафинадные кубики новых зданий, так характерных для сахалинского пейзажа. Никакого движения на узеньких улицах Мацумаэ — ни одной машины, ни одного человека. Гнетущая тишина провинциальной жизни!

Мы идем оживленной морской дорогой: навстречу попадаются японские танкеры, кавасаки, советское холодильное судно, идущее с Курил во Владивосток.

Черная полоса дыма перегородила пролив. Это прошел железнодорожный паром из Хакодате в Аомори. Не успели мы пожалеть, что нам не удалось рассмотреть его поближе, как слева показывается еще один с ровной, высоко поднятой кормой. Кажется, «Азимут» должен пройти у него перед самым носом, и мы спешим с фотоаппаратами на левый борт.

Но море опять сыграло с нами оптическую шутку: паром пересекает наш курс милях в полутора впереди и, отчаянно дымя своими четырьмя трубами, скрывается в заливе Муцу.

Белые гребни могучих волн, расчертившие полосами пролив, напоминают о том, что мы приближаемся к выходу в Тихий океан. Граница слияния вод пролива и океана четко обозначена пенистым белоснежным кружевом. «Азимут» начинает отвешивать поклоны океану, покачиваясь на его могучих волнах.

Ночью мы миновали мыс Зримо, и теперь «Азимут» идет на северо-восток. Бесконечно катит океан свои свинцовые волны под серым, низко нависшим небом. Сеет мелкий дождь. Вчера мы подставляли лицо ослепительно яркому солнцу, а сегодня, едва выглянув на палубу, зябко кутаемся и спешим укрыться в теплой каюте.

Весь день проходит в нескончаемых рассказах, и каждый из них завершается таким взрывом хохота, что, право же, трудно понять, от чего дрожит судно — от работающих двигателей или от проявления темперамента слушателей. Радист Виталий Козодой заканчивает этот своеобразный «вечер воспоминаний» рассказом о рассеянном старпоме, написавшем однажды ему в увольнительной: фамилия — Радист, должность — козодой. Наконец, все отправляются спать. Проснемся мы уже на Курилах.

Разбудила необычная тишина. Судовые двигатели не работают, пропала постоянная мелкая тряска, по «поводу которой моряки шутливо вспоминали слова зачинателя русского судостроения Петра I: «Если корабль на прытком ходу трясет задами, в его конструкции пропорции добрые есть».

Все, кроме вахтенных, еще спят. Поднимаюсь на палубу и останавливаюсь, завороженный необыкновенной картиной. Ослепительно яркие лучи встающего из-за моря солнца позолотили волны, брызнули на причудливо изломанные скалы Кунашира.

«Азимут» стоит в Южно-Курильской бухте.

Перед нами широко раскинулись по берегу домики поселка, кажущиеся с моря крохотными. Вдали, за Южно-Курильском и слева от него, высятся зеленые громады сопок с белыми пятнами снега. Волны седого тумана ползут по берегу, карабкаются по лесистым склонам к небу, цепляются за кровны, заползают в гущу деревьев, будто стремясь укрыться от утреннего солнца.

Рядом с нами стоят на рейде транспортно-холодильные суда «Охта» и «Орфа», траулер «Утес», вскоре подходит рефрижератор «Алдан» и тоже поднимает над баком черную метку, означающую, что судно стоит на якоре. Суда пришли с грузом для приближающейся путины, а обратно увезут в своих трюмах мороженую рыбу, крабов, креветок.

Крохотный катерок, любовно называемый «жуком», торопливо снует от судов к причалу. Ждем, когда подойдет очередь разгружаться нашему судну. Вот он у нашего борта, прыжок — и под ногами палуба этого маленького «труженика моря», а через несколько минут — берег.

Ровные улицы, застроенные бревенчатыми домами, аккуратные палисаднички с молодыми, недавно высаженными деревцами — таков Южно-Курильск. На центральной улице, протянувшейся вдоль моря на добрых два-три километра, около нового здания школы хлопочут ученики: прибивают пихтовые лапы к арке над входом в школьный двор, вешают лозунг, подкрашивают ограду — готовятся к встрече 1-го Мая. Мимо, натужно урча, ползет бульдозер — выравнивает улицу, разгребая ножом красноватую породу.

Захожу в магазин за сигаретами. На полках — сливочное масло, липовый мед, сахар, всевозможные консервы, на прилавке — кувшин со свежим молоком, рядом — овощи, которыми в достатке снабжает южнокурильчан островной совхоз «Дальний».

А ведь всего несколько лет назад в местных магазинах картофель продавался лишь в сухом виде, а лук и чеснок ценились на вес золота. Сейчас улучшилось не только снабжение, но — самое главное — бурно развилось и продолжает расти из года в год островное сельское хозяйство. Курильчане поставили перед собой задачу полностью удовлетворить потребности населения в овощах, молоке, мясе своими силами.

Выбираю огромного, уже сваренного ярко-красного краба с размахом лап поболее метра…

— Отправляйтесь на Горячий пляж! — категорически советуют всем приезжим тожпокурильчане. — Это самое интересное место на нашем острове.

Дорога на Горячий пляж идет по знаменитому «морскому асфальту». Во время отлива море отступает и оставляет вдоль берега широкую, слегка наклонную полосу плотно укатанного волнами песка. Вдоль берега выстроились пихты-флюгера, вытянувшие в сторону острова свои редкие ветви под действием постоянных ветров с океана. У самых ног океан плетет из пены нежные кружева и стирает их, ворча, недовольный своей работой, и вновь плетет другие. Машины проносятся, разбрызгивая ручейки и речонки и веером рассыпая в брызги морские волны, подкатывающиеся под самые колеса.

За скалистым мыском песчаная автострада обрывается. Далее дорога петляет меж огромных валунов, которыми покрыт весь берег. Речка, вырываясь из красных обрывистых берегов, извивается по прибрежной низине, оставляя оранжево-рыжие отложения железа на камнях, отчего они издали, даже в пасмурный день, кажутся ярко освещенными солнцем.

Громоздящиеся вдоль берега сопки, кое-где занесенные песком, кое-где обвалившиеся и открывшие океану свое нутро из пузырчатой лавы, заканчиваются причудливой, нависшей над дорогой скалой. За ней Горячий пляж — полоска песка длиной метров двести. Ветер гонит по берегу белые хвосты пара. Повсюду пузырятся, клокочут, бурлят ключи. Жестоко будет наказан любопытный, решивший рукой измерить температуру выходящей на поверхность воды, — даже песок на пляже горячий, а градусник, опущенный в воду, показывает в разных местах от 60 до 100 градусов.

Местные жители отлично используют эту природную кочегарку. В котлах, вкопанных в песок, варят крабов, пар подведен к теплицам, где круглый год выращивают овощи, им отапливают помещения, и над каждым домом торчит трубка, из которой вьется белое облачко.