Сергей Барк - Трансформер [СИ]

«И почему до сих пор не начинают?»

В дверь тихо постучали. Порядком раздраженный, я даже не обернулся.

— Добрый вечер, я могу вас ненадолго потревожить?

— О, — подпрыгнул Ромка. Пусть ведет себя как хочет, болван. — Конечно. Вы что-то хотели?

— Да, если позволите. Не сочли бы вы возможным разрешить украсить вашу ложу розами? Дело в том, что я готовлю сюрприз, и для этого весь зал должен быть украшен.

— Ну, — Ромка замялся. Я кожей чувствовал, как его взгляд мечется от незваного гостя ко мне.

«Да что же это такое? Видимо, мне самому придется добавить слово „невозможно“ в чей-то оскудевший словарный запас.»

— Увы, но это абсолютно невозможно.

— С кем имею честь разговаривать?

Я обернулся, не вставая. У Романа отвисла челюсть. Согласен, я веду себя непозволительно, но почему мой любимый спектакль должен быть непременно испорчен чьим-то слезливым романом, который развалится через неделю? Нет, Антон Павлович заслуживает не в пример большего.

— Валентин Игнатьевич Галеко.

Видимо, своим поведением я удивил не только друга.

— Очень приятно, Валентин Игнатьевич, меня зовут Станислав Сокольников.

Я промолчал. Альфа не унимался:

— Разрешите украсить розами вашу ложу.

— Как я уже сказал, это невозможно.

— Могу я узнать, почему?

— Они мешают наслаждаться спектаклем, — он начинал меня раздражать.

— Каким же образом? — настойчивый альфа шагнул ближе, зависнув надо мной в шаге.

— Мне неприятен красный.

— Какие же розы вы любите?

«Настырный, гад.»

— Белые.

— Извините, что потревожил. — С этими словами альфа вышел, не забыв закрыть за собой дверь.

— И что это было? — растерянно спросил Роман.

— Не знаю.

Пьеса, наконец, началась, и я, как всегда, получил искреннее удовольствие. Если бы еще не этот альфа…

— Интересно почему Сокольников не вышел и не подарил Дунмарову цветы после спектакля?

Я лишь передернул плечами. Это меня совершенно не касалось.

Три недели спустя.

Вечер. Театр. Дают «Даму с собачкой».

И снова розы. Белые. Романа трясет от возбуждения.

— Предупреждаю, хоть одно слово, Роман, и… — друг послушно молчит, но таки мельтешит смазанными хаотичными движениями.

Наша ложа. И снова розы. Белые. Кажется, этот цвет называется «лилейный»?

— Будьте добры, уберите.

Цветы исчезают без вопросов.

Третий звонок. Вежливый стук в дверь.

— Добрый вечер, Валентин.

— Не уверен, что он добрый.

— Чем вам не угодили белые розы?

— Отсутствием воображения.

Альфа за моей спиной хмыкнул:

— Как же угодить Снежному Королю?

«Идиот.»

Я скрипнул зубами, услышав ненавистное прозвище:

— Для начала выучить несколько правил хорошего тона. Затем можно было бы начать обращаться к людям по имени. Потом дать насладиться пьесой. И, конечно же, не забыть убраться подальше, причем вовремя.

— Ничего не имею против, кроме невозможности удовлетворить последнее требование.

— Уверен, вы справитесь. Еще неделя, и розы станут желтыми, или малиновыми, или, может, морковными, что там у вас по списку следующее.

— Боюсь, мне пришлось его сжечь.

— Какая трагедия, достойная трех актов! — не удержался я от сарказма.

— Я с вами абсолютно согласен.

— И что же послужило причиной сего печального проишествия?

— Ничего более очевидного и невероятного.

— Что же это?

— Я. Встретил. Пару.

— А твой папа не спустится на завтрак?

— Нет. Он срочно уехал по делам, — безразлично отозвался Родион, не взглянув на Марка.

— Он считает, что я тебя обманываю, или ему не нравится, что я трансформер? — осторожно спросил омега.

Отложив приборы в сторону, Родион вытянул руку и накрыл его ладонь:

— Не бери в голову. Он просто должен смириться с тем, что я сделал свой выбор и теперь меньше времени буду проводить с ним.

— Ты думаешь, он ревнует?

— Конечно. После несчастного случая с отцом мы с ним проводили больше времени вдвоем.

— Он считает, что я отнял тебя у него?

— Марк, таков ход вещей. Дети заводят собственные семьи и покидают родителей.

Омега уже собирался ответить, но Родион продолжил:

— В нашем случае этого и вовсе не случится. На каникулах и после окончания учебы мы будем жить здесь. Ты не против? — добавил альфа в последний момент, словно забыл об этом спросить.

— Нет, конечно, — поспешил заверить Марк, хотя, если оставаться до конца честным, особенного энтузиазма от этой идеи он не испытал. — А почему твои родители больше не завели детей? — Марк подумал о том, что, наверное, если бы у Родиона были братья, все было бы не так сложно.

— Первые роды были тяжелыми из-за позднего возраста папы, так сказали врачи. Что-то пошло не так, и ему пришлось удалить матку.

После завтрака Родион решил показать Марку особняк, ведь именно здесь ему предстоит жить в скором времени.

Дом оказался невероятно просторным. Альфа рассказал, что раньше он принадлежал одной знатной персоне, приходившейся семье Галеко кровным родственником. Проводя экскурсию, он показывал портреты древних родичей по линии папы, рассказывал интересные истории далекого прошлого, упоминая десятки имен и дат.

Чем больше слушал Марк, тем меньше дом казался родным.

Он, скорее, чувствовал себя в музее или во дворце, куда забрел по ошибке.

Высокие расписные потолки, отделанные дорогими породами дерева комнаты, громоздкая вычурная мебель, в некоторых помещениях и вовсе обнаружились печи, украшенные богатыми изразцами ручной работы! Иногда Марк боялся наступать на пол, вдруг он испортит очередной предмет искусства.

Ощущение подавляло все больше по мере того, как Марк продвигался все дальше; великолепная библиотека, зимний сад, музыкальная комната… плечи уже давно поникли, когда они остановились у резной деревянной двери, смутно показавшейся знакомой.

— Это комната, где находится отец, — предупредил Родион прежде, чем распахнуть дверь.

Помещение разительно контрастировало с предыдущими. Кроме схожих цветов стен, все остальное представляло собой больничную палату, оборудованную по последнему слову техники. Уйма белого металла составляла одну замысловатую конструкцию, посреди которой находилась кровать, на которой лежал человек.

Десятки труб, трубочек и проводков тянулись к его лицу, рукам, ногам, попеременно попискивали датчики, мигали огоньки.

— Знакомься, Марк. Мой отец, Станислав Викторович Сокольников, — Родион подвел Марка ближе к кровати. — Отец, это Марк, моя пара и моя жизнь.

От таких слов омега смутился, будто лежащий без движения альфа мог действительно слышать и смотреть. Но, увы, опущенные веки так и не поднялись на громкое заявление и никто не протянул руку для знакомства.