Борис Штерн - Ледяная скорлупа

— Сомнамбула…

— Представь, что мы испытали, когда шаг за шагом уходила надежда. У него ведь кроме аккумуляторов не было источников энергии. Ни на движение, ни на обогрев. Мы примерно знали, в какой момент он потерял возможность вернуться. Мы точно знали, когда он начал замерзать. Всё знали. И ничем не могли помочь! Прекрасно понимали, как именно он сейчас где-то там гибнет, и ничего не могли сделать!

— Представляю. Надеюсь, он умер легко, говорят, что смерть от переохлаждения самая легкая. И еще надеюсь, что перед смертью он забрался на тот самый гребень, и увидел, что за ним.

— Когда-нибудь узнаем это. Он ушел на юго-запад. Можно со следующей ракеты сделать близкий снимок того сектора?

— Конечно, можно, баротрактор на снимке будет прекрасно виден. У нас еще две ракеты. Могу настроить следующий запуск на снимки ближнего плана.

Аромс Дронг не ответил. Он продолжал рассматривать снимок — на нем баротрактор выглядел бы точкой размером в один пиксель — не отличить от большого камня. Да и не может он там быть, поле снимка слишком далеко. И к тому же этот ландшафт совсем не для баротрактора…

— Слушай, на самом деле не надо ближнего плана, не хочу видеть. Пусть в сознании останется, как он исчез за гребнем, — и всё. Не хочу больше ничего знать! Какая разница, завалился ли он набок или замерз стоя? Не хочу переживать снова. Тогда я сразу попросил снять меня с вахты. Но и там, внизу, добивали расспросами и упреками: «Как ты мог отпустить его!» — и так далее. Хватит с меня.

Аромс Дронг замолчал и уставился в окошко, глядя на ту самую гряду, за которой исчез Нардан Грам. Он вспомнил, как сам в юности плыл вглубь разветвленной лавовой пещеры. Его щелчки гасли за ближайшим поворотом, но он плыл и плыл — за каждым следующим поворотом могло открыться что-то чудесное — огромный зал или выход на поверхность. Опять лаз, надо протискиваться, но за ним будто что-то прослушивается, там обязательно что-то есть. Ничего, что направление почти потеряно — выберусь как-нибудь, важно увидеть, что за поворотом налево, кажется, ход расширяется…

Если бы не подвернулась группа туристов с планом пещеры, так бы и остался в том лабиринте. Почему нас так тянет нечто скрытое за холмом или поворотом, иногда заставляя рисковать жизнью? Ведь нет там ничего особенного — мы понимаем, но не верим.

— Слушай, — сказал Напарник, — вот эти двойные гряды, они, похоже, вырастают вдоль трещин. Вон те две справа вверху — молодые трещины, видно, как они недавно пересекли старые гряды, а их собственные боковые гряды еще не успели вырасти. А в самом низу старая двойная гряда, будто бы вдоль нее произошел сдвиг поверхности. Везде трещины. А если трещина пройдет через нашу скважину?

— Будет печально. Если она образуется внезапно, то наверняка порвутся силовые кабели, и смена наверху быстро замерзнет. Но то, что мы видим, все эти трещины и гряды формировались тысячи колен. Новые трещины наверняка возникают очень редко. Гораздо вероятней, что наш род исчезнет или одичает, прежде чем трещина уничтожит скважину.

— Да ты оптимист, однако!

— Оптимист… Еще раньше народ перестанет понимать, зачем мы здесь сидим, тратим массу электричества и другие ресурсы и не приносим никакой практической пользы.

— О да! Когда я вернулся с первой смены — а это было вообще первое регулярное дежурство, — журналисты затюкали меня одинаковыми вопросами: «Какая практическая польза от того, что вы там сидите, рискуя жизнью?» или «Зачем истязать себя пребыванием во враждебной среде без всякой пользы?».

Аромс Дронг не ответил, поскольку ландшафт начал стремительно темнеть. Он перебрался к верхнему окну — теперь можно было открыть штору. Он уже неоднократно видел заход Органора за Дардонзар, но бывают зрелища, к которым невозможно привыкнуть, которые потрясают хоть в десятый, хоть в сотый раз. От Дардонзара осталась лишь тонкая светящаяся дуга, да огромный черный круг, лишенный звезд. А выше — узкий серп Индрогара. И бесчисленные звезды и светлая полоса. И они тут, на ледяной скорлупке крошечного мира, в микроскопической металлической оболочке с каплей родной среды. Жалкие микробы. Или не такие уж жалкие, раз продолбили скорлупу и выбрались сюда?

— Любуешься? — прервал молчание Напарник. — А может, в этом и есть главный смысл нашего пребывания здесь? Чтобы был на свете кто-то, кто видел это живьем своими глазами. Чтобы ощущал эту пустоту своей кожей? Чтобы мог рассказать?

— Подожди, — прервал Напарника Аромс Дронг. — Мне кажется…

Короче, наведи малый дальнозор на Индрогар.

— Сейчас… — Напарник потискал сенсорный диск. — Наводится… Смотри на монитор.

— Ну, точно! Вон он — светлый купол над темным краем. Извергается, красавчик. Не меньше трехсот свистов выброс. Ну и силища!

А вон светлая точка — это зарево жерла вулкана. Наводи средний дальнозор, надо снять на видео, пока Органор не вышел.

— Смотри, справа внизу еще один выброс! А рядом яркая звезда.

Для остальных выдержка маловата. Сейчас разберусь со средним дальнозором. Это потребует чуть больше времени.

— Да, по поводу журналистов. Мне задавали те же вопросы. Я в свое время так ответил: «Ну что вы зациклились на этой практической пользе? Она что, мера вещей? Для души мы туда полезли!

Не только для своей, но и для вашей души, для ваших детей. Чтобы видеть другие миры и звезды, чтобы пытаться понять их». Журналисты не настаивали, некоторым даже нравился мой ответ.

— У меня уже вряд ли кто-то будет брать интервью — наши смены превратились в рутину. А ответ мне тоже нравится.

— Я не сказал им главного. Нам тут тесно и холодновато, иногда тоска берет. Но пока мы или наши сменщики здесь, у тех, кто внизу, есть ощущение причастности к Внешнему пространству, они не чувствуют заточения в скорлупе. Конечно, есть и другой путь избавления от этого чувства заточения — погрузиться в невежество.

Но не у всех получится — из некоторых знания вытравить еще сложнее, чем вложить их.

— Кончай разглагольствовать, я уже данные качаю со среднего.

Пятьдесят стуков видеозаписи уже тут. Первая видеозапись извержения на Индрогаре. Смотри!

Исполинский фонтан выглядел почти неподвижным. Он напоминал серебристую донную медузу — ствол, расширяющийся кверху, расщеплялся на множество свисающих щупалец, в свою очередь расщепляющихся на тонкие нити. Щупальца серебрились в свете Органора, спрятавшегося за Дардзондаром, а основание ствола светилось красным. Лишь внимательно присмотревшись, Аромс Дронг убедился, что всё это движется, а зарево меняет яркость. Он предложил ускорить картинку в шестнадцать раз.