Игорь Вереснев - Ремесло Небожителей [litres]

– Так мы очередь занимать будем? – дёрнул за рукав Фальнар. – Или откупишься?

Времени на очереди не было, нужно действовать, пока раннее утро и людей в Небесье не много. Ламавин вынул из кошеля золотую марку, бросил спутнику:

– На! Ступай, договорись.

У Фальнара глазки заблестели от жадности, слюнки изо рта потекли. Схватил монету, метнулся к столам писцов. Ясное дело, прошение писать собственноручно им не понадобилось – великое дело мзда! Первую препону преодолели благополучно.

Лекарь в Госпитале удивлённо фыркнул, когда прочитал бумаги. Подозрительно уставился на «менщиков»:

– Это что ж получается, трёх месяцев не прошло, как вы тут побывали? А теперь на попятный?

– А чего? – Ламавин подбоченился с важным видом. – Захотели – так поменялись, перехотели – эдак.

– Ну-ну… Осмотр заново проходить будете или давешний переписать?

– Переписать! – дружно гаркнули оба.

Во Дворце Ожидания людей пока было мало, очередь двигалась быстро. Ламавин прошёл в самый первый ряд диванчиков, как раз туда, где блюстители выкликивали номера. Едва умостился – мальчишка-разносчик со своими булочками и бульоном очутился тут как тут. Видно, слух о щедром купчике уже пополз по ярусу.

– Господин, не желаете ещё чего…

Ламавин отмахнулся – не до еды. Вот когда всё закончится, тогда и отведёт душу!

Фальнар, воспользовавшись его отказом, тут же ухватил обе булки, принялся жадно запихивать в рот. Видно, изрядно наголодался незадачливый хитрован. Не успев дожевать, предложил вдруг:

– А давай не будем лавку делить? Запишемся компаньонами.

Ламавин не ответил, только зыркнул сердито. Ишь ты, компаньон выискался! Того и жди, объегорит. Но Фальнар не унимался:

– Хоть скажи по секрету – с какого дела ты такой барыш состриг? Что тебе, жалко? Признайся честно, Эдаль подсобила? Ох она и хитрованка! С самой великой княгиней поменяться умудрилась, а глазки невинные строит – не ведаю, мол, с кем! Ты ж это уже знаешь, да?

Тут Ламавин не выдержал. Схватил бывшего бакалейщика за грудки, благо блюстителей рядом не было:

– Чего ж ты, леший тебя поменяй, мне сразу об этом не сказал?!

Фальнар довольно захрюкал:

– А чтобы сюрприз. Да ты не опасайся, об этом мало кто знает. И те, кто знают, помалкивать обещались. Я и сам поначалу сильно сомневался – правительницу нашу один раз всего видел-то. Но потом градоначальник подтвердил. Ты, главное, её в Княжград не привози, а то мало ли… – Он прикрыл глаза, причмокнул: – Эх, зато как начнёшь ей титьки тискать, враз князем себя представляешь. Вот вернусь в Берестовье…

У Ламавина зачесался кулак, но он сдержался, пожалел. Не паскудника этого, понятное дело, а свою рожу. Вздохнул, представив, что если б всё заранее знал, то сидел бы нынче дома в Берестовье или лежал бы в тёплой, мягкой постели. А может, и не один бы лежал – синеглазая-то лишь на трезвую голову неприступной оказалась.

За всеми этими мыслями он чуть было не пропустил условленный срок. Да и пропустил бы, если б нетерпеливый Фальнар не толкнул в бок:

– Ламавин, Ламавин, не спи! Наш номер следующий.

– Как следующий?!

Ламавин принялся лихорадочно рыться по карманам в поисках жетона. Нашёл, уставился на выбитые в металле цифры. Точно!

Он вскочил, сунул бляху и монету в придачу Фальнару:

– На! Задержишь, ежели что!

– Да ты куда?! – опешил тот. – Очередь пропустим!

Ламавин не слушал, бежал к выходу.

В дверях Дворца Ожидания ему преградили дорогу блюстители:

– Куда навострился? Клозет – вон он, ясно ж написано! Или букв не знаешь, олух деревенский?

– Да меня слуга ждёт, пару словечек сказать надобно!

– Поменяешься, тогда и скажешь.

– Мне во как спешно надо!

Ламавин напирал своим немалым пузом, и блюстители нахмурились. Писец, что принимал именные грамоты и прошения, поднялся из-за стола:

– Ты что порядок нарушаешь? Пеню платить захотел?

– Да я на минутку… – Ламавин выудил из кошеля золотую монету, протянул: – Вот, возьмите за труды.

Лицо писца налилось кровью.

– Что ты мне свои вонючие гроши тычешь?! А ну забирай грамоту и пшёл отсюда! Аннулирую твоё прошение!

Ламавин обомлел. Как же это?! Сейчас всё дело сорвётся. Оказывается, мзду дать тоже сноровка нужна?

Он совсем было отчаялся, но тут на ум пришла пословица: «Жадному до мзды и одной монеты хватит, а честному дюжину заплатить нужно!» К сожалению, дюжины золотых марок у него не было. Ламавин высыпал на ладонь оставшиеся три, протянул, промямлил:

– Возьмите, здесь всем хватит.

Блюстители переглянулись. Тот, что держал особенно крепко, кашлянул, посмотрел на писца:

– Да пусть бегит, я его рожу запомнил, ежели что. А очередь проворонит – сам виноват.

Писец, всё так же хмурясь, сгрёб две монеты, остальное забрали блюстители, отпустили. Облегчённо выдохнув, Ламавин юркнул в дверь.

Переться коридорами Госпиталя было не с руки, потому он свернул налево, в коротенький сквер, весь в клумбах с разноцветными пахучими розами. Но сквер неожиданно опять завернул налево, раздвоился, и Ламавин растерялся. Куда идти-то? Теперь он был как бы снаружи, вокруг высились белокаменные стены дворцов. Но который из них Дворец Прошений?! Самое паршивое – ни окон, ни дверей в этих дворцах не было!

Он пробежал в одну сторону, потом – в другую и понял, что заблудился. Остановился посреди сквера, беспомощно вертя головой… и встретился взглядом с женщиной в синем переднике, подрезавшей розовый куст.

– Ты чего здесь бегаешь? – спросила она строго.

– Я эт… А как во Дворец Прошений пройти, не подскаже… те?

Женщина явно была простолюдинкой, из работниц. Но из работниц Небесья, поэтому как следует обращаться к ней, непонятно.

Женщина хмыкнула:

– Давай монету, покажу.

Монет у Ламавина не осталось ни одной, даже медной. Поэтому он рассвирепел:

– Нету монет, понятно?! Тут, у вас всё роздал! Честному человеку шагу ступить нельзя, все только: «Дай! Дай! Дай!» Поразвели мздоимство!

Женщина возмущённо подбоченилась, набрала в грудь воздуха. Выпалила:

– А ты как думал?! Припёрся сюда, чтоб снова молоденьким стать, и думаешь, всё тебе задарма будет? Это в твоём вонючем Наземье ты важная шишка, а тут ты никто, вошь последняя! Кликну блюстителей и вышвырнут тебя к лешему! И впредь не пустят! Подохнешь как безудачник!

Садовница выбралась с клумбы и двинулась на него. Хоть ростом она была на добрых полторы головы ниже, но Ламавин попятился. Ярость улетучилась мигом, сменившись растерянностью:

– Я… я ничего… я дорогу искал.

Женщина улыбнулась удовлетворённо, мгновенно сменив гнев на милость – видно, выпустила пар.

– Ладно, пошли, отведу. Куда ж тебя, балбеса толстопузого, девать!