Вацлав Серошевский - Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ

Разъ возвращалась она оттуда, сгибаясь подъ тяжестью полной рыбъ корзины, когда замѣтила съ изумленіемъ вторую лодку на берегу озера. Она страшно стала бояться неожиданностей, и сердце ея болѣзненно сжалось. Въ юртѣ на скамьѣ за столомъ сидѣлъ… Теченіе и спокойно разсказывалъ что-то Кутуяхсытъ.

– Ты живъ, Теченіе!? А мы уже похоронили тебя! – воскликнула Анка, искренно обрадовавшись его возвращенію.

– Живу, Анка, дышу… Слава Богу! И, вотъ видишь, пришелъ къ вамъ въ гости… Какъ только улучилъ время, пришелъ…

– А гдѣ пропадалъ ты?.. А мы-то, мы-то… убивались! Страху сколько наѣлись изъ-за тебя… Гдѣ обрѣтаешься теперь?!.

– Времени все не хватало… Давно навѣстилъ бы васъ… – бормоталъ смущенно рыбакъ. – Надо временемъ пользоваться, рыбу ловить, сѣти чинить…

– И такъ, ты, ни про что, ни за что, оставилъ насъ на погибель, безъ луча надежды, безъ соломинки.

Рыбакъ въ замѣшательствѣ поглаживалъ подбородокъ, избѣгая встрѣтиться съ ней взглядомъ.

– По крайности, хорошо ли тебѣ?

– У васъ все-таки лучше, – отвѣтилъ онъ уклончиво.

Онъ кивкомъ указалъ въ открытую дверь, сквозь которую долеталъ издали звонъ Грегорье́вой косы.

– Сбѣгай, Бытерхай, крикни хозяина. Скажи, что вернулся Теченіе…

– Ожитой…

– Ожитой… ожитой… бѣги! – усмѣхнулась Анка.

Дѣвочка все-таки успѣла мигнуть Бысу, что скоро вернется, и птицей помчалась на лугъ.

– Какъ же это случилось? – спрашивалъ весело Грегоре́й, когда послѣ многократныхъ привѣтствій и восклицаній всѣ присутствующіе усѣлись за столъ и принялись за поставленную въ честь Теченія пищу.

– Случилось! – отрѣзалъ рѣшительно Теченіе, и жадно протянулъ ложку къ кислому молоку. – Скотина у васъ есть, и совсѣмъ другой теперь разговоръ… Много даетъ она молока?.. Вотъ видите, можетъ быть и лучше, что я исчезъ. Безъ этого, кто знаетъ, получили ли бы вы корову…

– Мергень знаетъ, что мы со скотомъ? – спросила Анка.

– И Мергень знаетъ. Мы давно видѣли ее съ того берега. Теперь Мергень лежитъ пробита… Недѣлю тому назадъ вернулась прострѣлена и сейчасъ легла… Кровью сильно истекла въ пути…

– Пробита, говоришь? – переспросили всѣ.

– Ну, да! Должно быть, помретъ. А хотѣла уже исправиться…

– Скажи, Теченіе, что ты надумалъ намъ лодку и сѣти отдать… Правда?.. – сказалъ вскользь Грегоре́й.

– Зачѣмъ непремѣнно я? Конечно, я ее отвезъ руками, но она сама надумала: „Теченіе, – говоритъ, – у насъ двѣ лодки, одна безъ употребленія стоитъ и сѣтей у насъ, слава Богу, много, отвези имъ… у нихъ ничего нѣтъ…“

– Пусть бы лучше не отсылала! Пусть бы лучше о насъ она совсѣмъ забыла… – воскликнула порывисто Анка.

– Не говори, помретъ она, кровью она истекла… Пусть Богъ проститъ ей всякія прегрѣшенія… – причиталъ жалобно Теченіе. – У васъ теперь хорошо, весело, а у насъ грустно. Дай-ка, Грегоре́й, косу, попробую, не забылъ ли я?!

Онъ прогостилъ у нихъ до вечера, и осмотрѣлъ внимательно Лысанку и сдѣлалъ на ея счетъ нѣсколько дѣльныхъ замѣчаній. Онъ погладилъ Быса, приласкалъ Бытерхай и подарилъ ей гостинца – великолѣпную вяленую „юкалу“. Анка, съ своей стороны, налила ему въ берестяной „турсучекъ“ немного молока.

– Эхъ, Теченіе! Остался бы ты, паря, лучше ночевать… Поздно, темно, непогода поднимается. Будетъ волна… – соблазняли его домашніе.

– Нельзя! Никакъ нельзя! Она тамъ одна, ей некому воды подать. Вѣдь она тоже живая душа!.. Пусть только она не помретъ, а посмотрите, что будетъ! Головой ручаюсь, будетъ хорошо… Это уже мое дѣло!.. Хорошо у васъ, правда: и скотъ есть, и весело, и работа настоящая, а только… нельзя, никакъ нельзя!.. Опять пріѣду вскорости погостить, сосѣдями будемъ, а такъ… нельзя!

Добрякъ взялъ „турсучекъ“ и поковылялъ къ озеру. Жители юрты проводили его на берегъ и стояли, пока онъ не сѣлъ и не уплылъ.

Волны качали лодочку, которая, ныряя и взлетая съ гребня на гребень, плыла на встрѣчу вѣтру, стремилась упрямо туда, гдѣ въ потемнѣвшей дали чернѣлъ островъ съ деревьями, нависшими съ крутыхъ береговъ.

Задули вѣтры съ запада, встрѣтились съ вѣтрами съ востока, наскочили тучи на тучи, какъ въ котлѣ закипѣло въ пасмурномъ небѣ, а когда сѣверный вѣтеръ обвѣялъ все своимъ ледянымъ дыханіемъ, полились непрерывно густые, ледяные дожди. Шумъ ненастья, несмолкаемая дробь водяныхъ капель, плескъ бѣгущей воды, тоскливый гомонъ волнующихся озеръ, довершили предѣлъ печали этой плоской, влажной, доступной всякой непогодѣ земли. Дождевыя облака потушили ея краски, замазали ея очертанія, превратили ее въ сѣрый, грязный, отвратительный лохмоть суши, которымъ постоянно потрясали бури, который бороздилъ вдоль и поперекъ желтый, противный ливень.

– Хорошо еще, что мы сѣно успѣли скопнить… – говорилъ Грегоре́й.

– А худо, что ты земли не успѣлъ набросать на крышу… Теперь течетъ, и скоро, не знаю, куда мы спрячемся!.. – замѣтила Анка.

– Куда спрячемся? Да вѣдь надъ кроватями, да надъ столомъ еще сухо, не протекло!

– Подожди, дай срокъ, протечетъ и тамъ. Боюсь, и въ амбарѣ прорветъ и подмочитъ сушеную рыбу.

„Срокъ“ былъ близокъ. Вскорѣ текло вездѣ. Холодная вода не располагаетъ людей къ дружбѣ, тѣмъ не менѣе жители юрты не ссорились. Не съ кѣмъ было ссориться. Анка съ мягкой веселостью устраняла всякій поводъ къ недоразумѣнію. Иногда Грегоре́й, кости котораго опять стали ныть съ началомъ ненастій, пробовалъ привередничать.

– Эти женщины всегда… – начиналъ онъ.

– О, да! ужасно глупыя эти женщины! – соглашалась Анка. – Любятъ васъ, берегутъ, работаютъ на васъ, дѣтей вамъ рожаютъ, няньчаются съ ними… да еще слушаются… Пусть бы лучше всѣ, какъ Мергень…

– Сейчасъ – Мергень? Зачѣмъ Мергень? – ворчалъ смущенный якутъ.

А то въ другой разъ, когда онъ особенно сердился, взяла его Анка за руку и подвела къ огню.

– Погрѣйся, старикъ, погрѣйся и сознайся, что сегодня тебѣ хуже, что опять мучаютъ тебя суставы… Садись къ теплу, авось полегчаетъ!

– Какой полегчаетъ?!. Вездѣ на голову каплетъ!

– Пусть каплетъ! Не потонемъ, дастъ Богъ! Придетъ ведро, глины на крышу накидаемъ… На всегда останется!

Сама Анка не уставала работать. Она пользовалась малѣйшимъ перерывомъ въ дождѣ и бѣжала – легко одѣтая, въ дырявой обуви – на лугъ за сѣномъ для Лысанки, на рѣчку осмотрѣть „морду“ или плыла на озеро провѣдать сѣти.

– Награди ее Господь!.. Сжалился Онъ надъ нами грѣшными и послалъ ее ради облегченія мученій нашихъ!.. – благословляла ее не разъ громко многострадальная Кутуяхсытъ.

Но все это продолжалось не долго. Какъ-то вечеромъ двери неожиданно открылись и явился промокшій, грязный Теченіе, а за нимъ слѣдомъ вошла Мергень, сильно исхудавшая, съ горящими лихорадочно глазами.