Вацлав Серошевский - Предѣлъ Скорби. Китайскіе Разсказы. Хайлакъ

– Нельзя!.. Даже ночью не оставишь въ покоѣ скотины… Еще ее испужаешь храпѣніемъ и задавится она на привязи… А то упадетъ и ногу сломитъ… И коровѣ нужно свое время…

Бытерхай не настаивала. Она привыкла слушаться; къ тому же, по собственному опыту знала, что всякому нужно и пріятно имѣть „свое время“. Особенно съ появленіемъ Лысанки этого времени оставалось у нея все меньше и меньше. Къ обязанностямъ дѣвочки носить воду, подметать избу, таскать хворостъ, собирать щавель, коренья, ягоды, присоединилась теперь забота, чтобы знать постоянно, гдѣ находится и что дѣлаетъ корова. Взрослые сказали ей разъ на всегда, что если она замѣтитъ скотину въ опасномъ мѣстѣ на бадяранѣ, у обрыва, надъ озеромъ, то она должна прогнать ее въ другое мѣсто или увѣдомить объ этомъ старшихъ. Если дѣвочка не была въ состояніи замѣтить коровы съ плоской крыши юрты, то должна была отправляться за ней въ поиски въ кусты, на „калтусъ“, гдѣ все еще много было комаровъ и овода. Огромный ростъ животнаго, его горячее дыханіе, длинный хвостъ, блестящіе рога, клекчущія копыта, красный языкъ, большущіе, выпуклые глаза, нетерпѣливыя, быстрыя движенія – все это возбуждало въ ребенкѣ неимовѣрный ужасъ, съ которымъ даже любовь къ Бысу безсильны были бороться.

– Вѣдь это его мама!.. – успокаивала она самое себя. Несмотря на это, когда приходилось ей гнать заблудившееся животное домой, дѣвочка отыскивала самую большую, какую только въ состояніи была поднять, хворостину и, осторожно выглядывая изъ за деревьевъ, покрикивала издали: „Хотъ! хотъ!..“

Корова обыкновенно оглядывалась нѣкоторое время изумленно, отыскивая, кто такой на нее кричитъ, затѣмъ степенно направлялась домой и протяжнымъ мычаніемъ вызывала легкомысленно забытаго среди веселыхъ луговъ и сладкихъ травъ теленка.

Это мычаніе, трескъ ломающихся подъ тяжестью животнаго кустовъ, топотъ его ногъ, сопѣніе и запахъ его, когда поставленное ночью въ юртѣ оно пережевывало жвачку или переступало неспокойно съ ноги на ногу во время доенія – невыразимо пріятно щекотали слухъ прокаженныхъ.

– Глаза мои еще увидѣли Божью тварь… Ноздри мои еще дышутъ его запахомъ… А не думала я, что удостоюсь передъ смертью… – Вотъ Салбанъ, бѣдняжка, не дождался… – говорила частенько Кутуяхсытъ.

Жизнь ихъ потекла съ тѣхъ поръ болѣе сильной струей, въ сердцахъ народились несбыточныя мечты; вернулись къ нимъ старыя привычки. Грегоре́й весь день напролетъ косилъ сѣно, Анка перетряхивала и сгребала его. Чего, впрочемъ, не принялась теперь дѣлать эта женщина? Съ того дня, когда она крайне измученная, но веселая, вернулась со скотиной домой, съ тѣхъ поръ, когда мысль ея была въ состояніи хоть на чемъ-либо положительномъ опереться, Анка сгорала въ лихорадкѣ труда. Подобно полевой мышкѣ, она шныряла по тайгѣ и тащила домой все съѣдобное или годное къ употребленію. Черную смородину, щавель, дикій чеснокъ, сладкіе коренья, „ѣду озеръ“, какіе то пахучіе листья и молодые побѣги – все, все несла она и бросала въ большой деревянный чанъ, куда сливались молочные остатки. Тамъ все закисало и превращалось въ питательный студень, изъ котораго Анка умѣла приготовлять великолѣпную похлебку, подбавляя воды и древесной заболони. Такимъ образомъ домашніе даже не чувствовали, какъ дѣлаются въ молокѣ огромныя сбереженія. У нихъ всегда было молоко и по утру, и вечеромъ къ чаю, приготовленному изъ сушеныхъ пахучихъ травъ, было даже масло, конечно, къ праздникамъ… Все у нихъ было, правда, было немного, потому что одна корова куда какъ немного даетъ молока, но было все, что бываетъ „у людей“ тамъ на миру! А это главное!

– На будущій годъ опять Лысуха отелится… Тогда будетъ у насъ уже три штуки… Бычекъ подростетъ, станемъ по немногу возить на немъ кладь, дрова, рыбу… Сколько теперь трудовъ, сколько времени уходитъ на тасканіе вещей… И насъ можетъ, Богъ дастъ, прибудетъ! – говорила со вздохомъ молодая женщина, брала за руку мужа и прикладывала его ладонь къ своему лону, гдѣ билась уже новая жизнь. Всякій разъ, когда видѣла Анка, Грегоре́й мраченъ, безсмысленно и вяло глядитъ въ огонь, она подсаживалась къ нему, глядѣла въ лицо и ободряла.

– Не тужи! не думай!.. Забудь о болѣзни… Всякъ, кто родился, умретъ. Скажи лучше, успѣешь или нѣтъ набить завтра новые обручи на разсохшуюся бочку подъ кислое молоко. Скоро нужна будетъ. Прежняя уже полная.

– Уже полная? – удивлялся мужъ.

– Полная, – отвѣчала Анка съ гордостью. – Ахъ, еслибъ ты поправилъ на рѣчкѣ городьбу и „морду“… Что-то теперь не видно Мергень. Авось, оставитъ она насъ!.. Совѣсть, можетъ быть, проснулась въ ней послѣ того, какъ загубила неповинную душу…

– Такъ ты думаешь, что это она?..

– Кому же больше? Иначе вѣтеръ хоть бы лодку пригналъ!..

– Видѣлъ я ее вчера… – мрачно проговорилъ Грегоре́й.

Анка, чтобъ скрыть безпокойство, поправила порывисто платокъ на головѣ.

– Гдѣ? – спросила она, погодя.

– Плыла по озеру на востокъ.

– Видишь: въ другіе теперь направилась углы. Попробуй, поправь городьбу! Я помогу тебѣ…

Побуждаемый ею, Грегоре́й малу-по-малу втянулся въ привычный ему трудъ рыбака и скотовода. Все рѣже посѣщала его хандра, и онъ не разъ громко напѣвалъ, отбивая бойко косу. Городьбу и „морду“ онъ поправилъ и вставилъ послѣднюю въ окно городьбы. Только перемѣнилъ направленіе жерла, такъ какъ близилась осень и рыба стремилась теперь въ обратную сторону изъ мелкихъ тучныхъ, но быстро охладѣвающихъ ночью водъ въ глубокіе, обширные омуты. Опять на жердяхъ сушилки на плоской крышѣ юрты появились распластанныя, въ прокъ вялящіяся рыбы.

Никто не мѣшалъ имъ, не пакостилъ. Наоборотъ; однажды, по утру, къ большому своему удивленію, они нашли на берегу озера старую свою лодку, весло и три сѣти. Въ носу лодки за его поперечинку заткнутъ былъ маленькій деревянный крестикъ. Случай этотъ неимовѣрно взволновалъ всѣхъ и страшно напугалъ Анку. Она не подала виду, только избѣгала говорить о происшествіи и не любила, когда говорили объ этомъ другіе при ней. Кутуяхсытъ какъ-то въ ея отсутствіе не выдержала и спросила неожиданно Грегоре́я:

– А, что бы ты сказалъ, если бы вдругъ она… вернулась?!.

– Эхъ, не вернется. Богата – все у нея теперь есть!

– И кто бы подумалъ, что Теченіе тогда не утонулъ…

Никому не пришло даже въ голову, что она… его… Вотъ вѣдьма-то!

– Кто его знаетъ, можетъ, онъ и утонулъ, а она только лодку да сѣти нашла, да и отдала намъ…

– Берегись все-таки, Грегоре́й, берегись… Двое ихъ теперь!.. – простонала старуха.

– Чего беречься?.. Не боюсь ихъ… – притворно равнодушно отвѣтилъ рыбакъ.

Опять тѣнь этой женщины проплыла надъ мирной жизнью юртешниковъ, подобно ненастной тучѣ. Анка не пускала больше мужа одного осматривать „морду“. Чаще всего сама ходила на рѣчку вмѣстѣ съ Бытерхай.