Владимир Коростелев - Кратолюция. 1.3.1. Флэш Пинтииба |1|

— Хотя предпосылки-то вроде нарисовались. МКС, А-2 и Транзитный Корпус древних защитников ШАР, потомков караульных и постовых, наконец-то вернулись под начало космоцива через амбиции и талант подчинения Вершителя Джамируддина. Планетарные дивизии за Завмеем. Нет точных данных, кому теперь преданы гесперийские и абхасварские дивизии. Но это потенциально три центра.

— Нет. Это мнимые предпосылки и мнимое разделение. Джамируддин в космосе и шагу не сделает на помощь Завмею против инфокассумкратов и мятежников, стараясь развивать свой собственный фронт. Их конфликт безвреден для Дворца Космических Атрибутов Пинтииба: по-любому одержит верх один из них. И тогда вновь ни о какой штатизации Марса речи и быть не может и, следовательно, Марс затихнет. Не будет здесь борьбы противоположностей. И что худо? Такой удачный костер потеряем. А другого зажечь… Ну… Это надо опять 17 января ждать.

— Но Заккла, нашу последнюю надежду перед наступающим монолитом власти, нельзя скидывать со счетов. Он без боя сдал Джамируддину автобатальоны ПКО и диспетчерскую ТКз. ШАР, пощадив их кровь цвета Марса. Он пропал из виду. Даже преданные его адепты на трех МКС не чувствуют его тени. Но если он появится? А он появится. Поверьте. Уловка с «Ситуэ» же не удалась. Значит, Заккл материализуется вновь. И конфликт двух взаимовеликих стратегов может по-любому привлечь Дворец и напрячь Лок Сабха… И тогда вихрь вновь ударит с небес на Марсе.

— Заккл. Заккл. Неизвестно дойдут ли руки в колоде до этой карты вновь.

— Да. Тем более одна карта уже сгорела бесповортно. Второй Вершитель проигрывает с треском, хотя он и имел успехи, которые костью в горле у Джамируддина. Второй Вершитель уже не успел ухватить кусок Марса. А Джамируддин замолил за собой площади ТКз. ШАР. И опять же — Завмей держится. Но живой атрибут точно не будет соседствовать с призраком страшного времени насилия Шести Полисов.

— Пинтииб обречен, если до окончания цивилизационного распада он не сможет наладить нормальную конкуренцию властей. Тогда власть деградирует, и мы получим идола-чудовище с такой властной мембраной, которую можно будет не исцелить, а только выжечь и без остатка. Сама цивилизация Пинтииба будет обречена на деградацию в неразвивающемся властном монолите.

— Она уже обречена. ДКАП пока не созрел справиться с главным бичом своей цивилизации — пантеонным неразведенным многовластием с земли до звезд. Между адмиралшахами, Вершителями, Хранителями, прочими высоковластниками нет никакого утвержденного разделения сфер влияния. А это уже не конкуренция, это борьба за истребление. Нет конкуренции и позитивного генезиса, эволюции там, где нет взаиморазделенных центров, Поэтому до тех пор, пока «на Марсе должен быть только один победитель», неважно кто, Пинтииб обречен. А если он обречен, то обречены и мы, и люди, которые населяют эту космическую цивилизацию.

Одна из девушек, про которую говорили, что в ее глазах отражается свечение звезде всего Млечного пути, резко вышла и встала перед юношами, посмеясь:

— У нас скупые рассуждения. Однобокие и амебные.

— Ух ты. Что ж так грубо? — огрызнулся высокомерный наводчик.

Но слово перехватила, хихикнув, девушка, которую было до этого мгновения незаметно за корпусом MRAP, хотя она ни на шаг не отходила от сократников:

— Мы ведь еще не знаем, выкинут ли что-то кассумкраты-пришельцы, которые пощекотали и поколотили флоты аннигиляторов у ЭПТ «Айсджамп». А мы тут размусоливаем варианты выправления космической цивилизации, как будто никого уже вокруг нет, как будто Пинтииб замкнут в себе.

Другая девушка в декоративном капюшоне на шлеме поддержала подругу:

— Не забывайте. Именно кассумкраты всех мастей вскрыли гнойные раны Пинтииба на Марсе. Джамируддин не собирался их вскрывать. Даже тех слухов, которые есть, достаточно, чтобы уразуметь: он собирался просто погасить одно пламя другим. Этот живой атрибут никогда не дал бы шанс Пинтиибу выправиться перед рывком.

Завершающая девушка вступила позже всех, но задорным и беззаботным голосом:

— А оставить все как есть мы не можем. Будущее терракратии неизбежно. И поэтому… Но понимает это только наше крыло? Поймут ли это в ближайшие дни околоюпитерианские и заюпитерианские кассумкраты? Без них нам не справиться. Но я уверена — они что-то выкинут. Мне ведь до сих пор не дает покоя наблюдение — пришельцы же очень точно вмешались… Аккурат после начальной стадии флэшдиректоризации… Прям напомнили… Прям как назло маячили живой скульптурой дофевральского безвластного состояния… Если бы не они, если бы не их неотступный укор, если бы не их пример эффективной кассумкратии без крупной терракратизации, то кассумкратам ЭПТ «Айсджамп» мог бы полюбиться Флэшдиректорат, эта пародия на власть. Эх. И тогда мир Солярного Многопланетья, наверное, точно через несколько лет познал бы искаженную космическую цивилизацию с искаженным перевиранием кассумкратских культов и догматов. Этакую власть, покрывающую плащом анархистские мечи.

Тяжело дышащий и фыркающий парень с чувством переливающегося нетерпения перебил их:

— А не слишком ли он задерживается?

Пехотинец прошел в панорамный холл… Вокруг валялась штукатурка и куски рассыпавшейся мозаики, но серая стена стояла нетронутой. Воин брезгливо бросил опустошенный автомат «Ке» и подошел к пульту… Сразу стало ясно, что кассумкраты даже не спускались в музейные залы и не пытались тут окопаться… Мудро… Они и впрямь своими телами отвлекали на себя вестников смерти и деструкции, только бы… Только бы максимально сберечь утробу мемориального комплекса от обстрела.

Пехотинец скинул усеченно-пирамидальный шлем. Запах легкой плесени подобрался к носу. Но парень его игнорировал. Он разблокировал панораму, защитные металлические пластины предсолнечного корпуса Мемориала «Марс-2» опустились в нижние казематы, и воин предстал небесам Марса:

— Я знаю… Я чувствую до костей, до своих страхов, до прибереженной закладки своей смерти, что ты смотришь на меня… Что ты смотришь на меня, но смотришь мимо…

Пехотинец резко сжал кулак, смяв рычаг на пульте… На его лицо накинулась гримаса преисподнего ужаса. Тут же он вздрогнул и закрыл ладонью левую половину лица… Из-под ладони пробивались, словно ключи, слезы… Непокрытая же часть лица только наливалась безжалостным, но искавшим сострадания, гневом, и острая несдержанная ярость блистала из правого глаза.

— Я… Я… Словно неполноценный, словно обрезанный, словно поделка на помойке без ног, как только я помышляю, что ты бросишь на меня свой взор… Но ты меня узришь… Я предстану пред тобой беззащитным… Я откажусь от гордости, от скрытности, от талантов, от брони… Но ты меня узришь… И как только ты меня узришь…