Фрэнк Герберт - Вселенная сознающих

От этих мыслей его оторвал голос Джедрик, которую, как и Макки, снедали опасения и дурные предчувствия.

– Я происхожу из старинного рода еретиков. Никто из нас никогда не сомневался, что Досади – это результат преступления, и где-то есть высшее существо, которое когда-нибудь по всей справедливости покарает преступников.

Макки с трудом подавил вздох. Только не это, только не старая мессианская мечта! Эту роль он сыграть не сможет, даже ради сохранения планеты Досади.

Джедрик как будто прочитала его мысли. Наверное, с помощью имитационной модели, которую она хранила в голове, именно это она и сделала.

– Мы не ожидали, что явится какой-то герой и спасет нас. Мы понимали, что кто бы ни явился сюда, он будет страдать от тех же недостатков, от которых страдали все пришельцы, которых мы здесь видели. Вы все были такие… медлительные. Скажи мне, Макки, что движет Досади?

Он едва не ответил: «сила».

Она, видя его колебание, все же ждала ответа.

– Сила, которая позволит вам изменить жизнь, – ответил он.

– Я горжусь тобой, Макки.

– Но как ты узнала, что я…

– Макки!

Он глотнул, но все же произнес:

– Да, догадываюсь, что это было самое простое для тебя.

– Да, было намного труднее обнаружить твои способности и сделать из тебя досадийца.

– Но я мог быть…

– Скажи мне, как я это сделала, Макки.

Это была проверка, и он отчетливо это понимал. Как она могла с абсолютной точностью знать, что именно он был тем человеком, который ей нужен?

– Меня доставили сюда так, что этого не заметил Брой.

– А это нелегко. – Она посмотрела на потолок. – Время от времени они пытались выманить нас. Хэвви…

– Скомпрометирован и порочен.

– Он бесполезен. Иногда в глазах Хэвви просматривается чужак.

– Но у меня мои собственные глаза.

– Это первое, что сказал о тебе Бахранк.

– Но до того…

– Да?

– Они использовали Хэвви для того, чтобы он сказал тебе, что я приду… и он сказал тебе, что ты сможешь воспользоваться моим телом. Ему приходилось в какой-то степени быть с тобой правдивым. Ты читала его как открытую книгу, этого Хэвви! Какими умными они, должно быть, себя воображали! Мне пришлось быть уязвимым… Действительно уязвимым.

– Это первое…

– …что ты узнала обо мне, – закончил он ее фразу и кивнул. – Подозрения подтвердились. Все было завязано на мне. Я стал приманкой. Меня надо было устранить. Я был сильным врагом твоих врагов.

– Тебя злили правильные вещи.

– Ты видела это?

– Макки, вас, пришельцев оттуда, так легко читать. Так легко!

– Оружие, которое я привез… Предполагалось, что при попытке его использовать ты будешь убита. Все указания…

– Я бы это увидела, если была бы лично знакома с Аричем. Ты знал, что он для нас готовил. Моя ошибка заключалась в том, что я посчитала твой страх сугубо личным. Тогда…

– Мы теряем время.

– Ты боишься, что мы можем опоздать?

Он снова взглянул на светящиеся стержни. Что делал Пчарки? Макки чувствовал, что волна событий увлекает его, захлестывает с головой, уносит. Какую сделку на самом деле заключила Джедрик с Пчарки? По выражению его лица она угадала этот вопрос.

– Мой народ всегда знал, что Пчарки есть лишь орудие Бога, который держит нас в плену. Мы навязали сделку этому богу – этому калебану. Неужели ты мог подумать, что мы не сможем распознать тождество силы этой клетки и сил, удерживающих Стену Бога? Надо спешить, Макки. Настало время испробовать нашу сделку.

Гериатрия или другие методы продления жизни власть имущих создают такую же угрозу видам сознающих существ, какую они создавали в эпоху самодовлеющей бюрократии. Прерогатива состоит в достижении бессмертия и в усилении концентрации власти с каждым последующим моментом времени. Это сила, которая окутывает власть теологической аурой: нерушимым Законом, властью от Бога, высшим предназначением. Власть, слишком долго удерживаемая узким кругом властителей, все дальше и дальше отклоняется от адаптивных требований изменяющихся условий. Власть все больше и больше впадает в паранойю, подозрительность ко всяким переменам, власть в страхе защищает своих персональных представителей и в ужасе избегает всего, что кажется ей рискованным, и тем самым ведет народ к уничтожению.

– Очень хорошо, я скажу, что меня беспокоит, – сказала Цейланг. – В этом деле есть очень много вещей, которые я не в состоянии понять.

Сидя на низком стуле, она смотрела на Арича. Они находились в маленькой круглой комнате. Арич плавал в крошечном синем бассейне. Выступавшая из воды голова была на одном уровне с лицом Цейланг. Они снова работали до поздней ночи. Она понимала причину такого напряженного графика, время безжалостно подгоняло, но особенности говачинского обучения вызывали у нее злое недоумение.

Уривы не привыкли к такому обращению.

Цейланг разгладила накидку. Теперь на ней было синее одеяние. Осталась одна ступень, и она сможет надеть черную мантию легума. Все в этой комнате было в тон накидке синим: стены, пол, потолок, бассейн Арича.

Высший магистр положил голову на край бассейна и заговорил:

– Задавай конкретные вопросы, чтобы я мог надеяться разрешить твое недоумение.

– Макки будет обвинять или защищать? Имитатор…

– Будь проклят этот имитатор! Очень велики шансы на то, что он сделает ошибку, выступая в роли обвинителя. Твои способности к суждению должны…

– Но если он не сделает ошибку?

– Тогда нам придется менять правила отбора в судейскую коллегию.

Цейланг отклонилась в сторону, чувствуя, как переместилось собако-кресло, чтобы ей было удобнее сидеть. Как обычно, ответ Арича лишь усилил ее неуверенность. Она не стала это скрывать:

– Я все время испытываю странное чувство: вы хотите, чтобы я сыграла роль, смысл которой пойму только в самый последний момент.

Арич шумно вздохнул и ударил рукой по воде, подняв сноп брызг над головой.

– Все это может оказаться пустой болтовней. В это время, послезавтра, Досади, возможно, просто перестанет существовать.

– Тогда я не стану легумом?

– Могу уверить тебя, что легумом ты станешь в любом случае.

Она внимательно посмотрела на него, уловив едва заметную иронию, а потом сказала:

– По какой узкой тропинке вы идете, Высший магистр!

– Едва ли. Моя дорога прямая и широкая. Ты же знаешь, чего я не могу сделать. Я не могу предать Закон моего народа.

– У меня точно такое же ограничение. Но это досадийское дело – великое искушение.

– Это опасно! Наденет ли урив человеческую плоть для того, чтобы понять условие человека? Позволите ли вы людям проникнуть в уривское общество в этом…

– Найдутся те, кто пойдет на это! Есть даже говачины, которые…