Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

Хью ответил ему непонимающим взглядом.

Дон сухо заметил: «По всей видимости, тебе придется признать, что дух твоего отца порекомендовал нам продолжать бурение скважины».

«Нет! – ответил Хью; лицо его сохраняло каменную неподвижность. – Души усопших воздают хвалу Господу или мучаются в аду. Они не занимаются земными делами. Тем не менее, вы знали, что найдете нефть – и мне причитается доля выручки. Настало время рассчитаться – мне нужны эти деньги».

Джина печально заметила: «Неужели кандидат в губернаторы штата не может придумать ничего лучшего, чем стоять на крыльце дома своей сестры и выпрашивать деньги?»

«Это мои деньги! – упрямствовал Хью. – И если вы думаете, что вам удалось ограбить меня безнаказанно, вы заблуждаетесь! Потому что я не сдамся, я объявлю вам войну! Меня не зря называют воинствующим Хью Бронни!» Он вперил в Дона, а затем и в Джину горящий взор голубых глаз, развернулся и решительно удалился.

Джин смотрела ему вслед: «Он стал другим человеком, Дон… Поэтому изменилась его манера одеваться. Теперь он – важная персона».

Дон кивнул: «Он оставляет свой отпечаток в коллективном подсознании. Воинствующий Хью Бронни… Пойдем, нас ждут на улице Мадрон».

Они проехали по городским улицам и приблизились к старому каркасному зданию, откуда доносились звуки, свидетельствовавшие об оживленной деятельности: пронзительно выла электродрель, оглушительно визжала циркулярная пила.

Дон и Джина зашли в прихожую, открыли новую металлическую дверь и оказались в большом, неуютном, ярко освещенном помещении. Вдоль одной стены выстроились эмалированные белые шкафы, напротив хранились кислородные маски, боксовый респиратор для искусственного дыхания, высокочастотное электрическое оборудование. Из пола торчали трубы, соединенные с холодильной установкой в подвале. В центре помещения на коробчатой опоре из нержавеющей стали покоился продолговатый стеклянный резервуар.

Дон указал кивком на резервуар: «Вот он, парóм для отплывающих в мир иной… Как Харон называл свою ладью? Цербером? Нет, так звали пса».

Джина крепко сжала его руку. Дон повернулся к ней и поморщился: «Что такое?»

«Я боюсь».

«Из-за Хью. Он тебя напугал».

«Он – маньяк, он сошел с ума!»

«Возможно… Как-нибудь я сделаю перерыв и попробую представить себе мир таким, каким он его видит». Дон приоткрыл боковую дверь и заглянул в соседнюю комнату. Ему кивнул человек с электродрелью в руках, стоявший перед приборной панелью. Человеку этому, корпулентному, но крепко сложенному, было лет сорок пять; светлый чуб почти закрывал ему глаза. Он выключил дрель и вышел в центральное помещение лаборатории.

«Доктор Кларк! – приветствовал его Дон. – Не ожидал, что вы сами будете устанавливать оборудование».

«Потребовались некоторые улучшения, – отозвался Кларк. – Теперь все работает превосходно – лучше, чем мы надеялись».

«Значит, это безопасно?» – тревожно спросила Джина.

«Последние два дня фатальный исход не наблюдался. Вчера вечером мы продержали самку шимпанзе полтора часа в режиме искусственной смерти. Сегодня утром она чувствует себя прекрасно».

«Значит, мы готовы приступить к решающему эксперименту», – сказал Дон.

Доктор Кларк кивнул: «Все готово».

Дон заглянул в резервуар: «Устройте меня поудобнее, доктор – мне предстоит дальняя дорога».

Вечером, через две недели, девять мужчин и три женщины сидели и стояли в той же лаборатории, занимая порученные им посты.

Доктора Кларк, Агилар и Фоли окружили стеклянный резервуар. Годфри Хед, Ховард Раковский, Келсо, Вивиан Холлси и фотограф сидели в креслах, установленных с одной стороны двери; с другой стороны сидели Джина и Айвали Трембат. Доктор Джеймс Когсвелл и Дон Бервик подошли к резервуару.

Дон накинул голубой махровый халат. На его сосредоточенном лице выделялись побледневшие от напряжения желваки. Оглянувшись, он встретился глазами с Джиной, улыбнулся, что-то пробормотал на ухо Когсвеллу, вернулся к жене и взял ее за руку.

«Не могу справиться с беспокойством», – прошептала Джина.

«Бояться нечего, – заверил ее Дон. – Они столько раз испытывали этот метод на собаках и шимпанзе, что могут провести эксперимент с завязанными глазами».

«Говорят, те, кто возвращаются к жизни… иногда теряют рассудок».

«Ничего такого со мной не будет».

«И еще одно – статья в сегодняшней газете. Она не повредит твоему архетипу в представлении некоторых людей?»

Дон пожал плечами: «Может быть, а может быть и нет. Так или иначе, она делает архетип более четким. Сосредоточивает на мне внимание тех, кто раньше обо мне не вспоминал».

В то же время Воинствующий Хью Бронни стоял в лекционном зале Орандж-Сити и зачитывал статью вслух перед семнадцатью тысячами завороженных последователей. Тощая долговязая фигура Хью наклонилась с трибуны к слушателям; он смаковал каждое слово – так, как дворняжка смакует лакомые кусочки, вытаскивая их из кучи отбросов. Время от времени он поднимал голову и обозревал аудиторию. С его точки зрения происходящее выглядело как передержанный снимок – расчерченное черными провалами дымчатое воздушное пространство, озаренное слепящими прожекторами, пестрящее смутными бледными лицами. Хью больше не думал о слушателях как об отдельных человеческих существах. Они составляли единственную в своем роде массу, податливую, как воск, но стимулировавшую и возбуждавшую его отзывчивостью подобно жесткой щетке, поднимавшей волоски на его длинной костлявой шее.

Воинствующий Хью Бронни читал – и торжествовал. Статья закончилась. Слушатели молчали – Хью ощущал биение семнадцати тысяч сердец, напряженное мерцание тридцати четырех тысяч впившихся в него глаз. Хью ощущал нараставшую опьяняющую волну огромной власти. Эти люди ждали, чтобы он сказал им, чтó делать – чтобы он вел их за собой. Он мог настраивать и формировать их умы по своей воле, управлять ими, как рыбак управляет удочкой, забрасывая леску с крючком и наживкой.

«Я прочту эту статью снова, – гортанно произнес Хью. – И пока я буду читать, задумайтесь о неслыханной наглости этих дьявольских алхимиков». Он снова обвел глазами слушателей и повысил голос так, чтобы теперь он звучал на манер гобоя: «Атеисты!» Хью вглядывался в смутную массу лиц: «Мерзкие вандалы, готовые взломать врата Царствия Небесного!» Хью замолчал. Замерло даже дыхание толпы; никто не шелохнулся. Наступила потрясающая тишина, возможная только в огромном помещении, где в лучах слепящих прожекторов сидели семнадцать тысяч человек.

Голос Хью угрожающе понизился на октаву: «Если ваша кровь не кипит так, как кипит моя – вы не смеете называть меня Воинствующим Хью Бронни, не смеете называться христианскими крестоносцами!»