Джек Вэнс - Парусник № 25 и другие рассказы

Генри Белт по-волчьи оскалился: «Пьяный в зюзю, я лучше тебя справлюсь со всем, что ты делаешь – за исключением болтовни, конечно. Даже в том, что касается андалузского фанданго или шлюх в Калькутте».

«Нехорошо обижать стариков, Генри. Так что не беспокойся».

«Премного благодарен. Если ты готов, мы готовы».

«Держитесь крепче! Отсчет начинается…» Челнок вздрогнул, напрягся, приподнялся над землей и с грохотом устремился в небо. Через час пилот протянул руку: «Вот оно, ваше суденышко, старый 25-й. Рядом с ним 39-й, только что вернулся».

Генри Белт возмущенно уставился на иллюминатор: «Что они сделали с кораблем? Какая-то мазня? В красную, белую, желтую полоску? Это не парусник, а шахматная доска!»

«Какому-то недоумку из сухопутных крыс в главном управлении, – отозвался пилот, – пришло в голову разукрасить старые посудины по случаю визита конгрессменов. Так получилось».

Генри Белт повернулся к кадетам: «Полюбуйтесь на этот шедевр! Вот к чему приводят тщеславие и невежество. Нам придется затратить несколько дней только на то, чтобы содрать всю эту краску».

Они дрейфовали под двумя парусниками: стройным и блестящим тридцать девятым, завершившим полет, и размалеванным двадцать пятым. У выходного люка тридцать девятого ожидала прибытия челнока группа людей в скафандрах, с пристегнутыми тросами, плавающими вокруг них контейнерами.

«Самодовольные тюфяки! – прокомментировал Генри Белт. – Совершили приятную космическую прогулку вокруг Марса. Это не подготовка, а глупая шутка. Когда вы, господа, вернетесь на земную орбиту, вы будете выглядеть как отчаянные, голодные космические волки, готовые ко всему».

«Если вернетесь», – заметил пилот.

«В этом отношении невозможно что-либо предсказать, – согласился Генри Белт. – А теперь, господа, надевайте шлемы – нам пора!»

Кадеты закрепили герметичные шлемы. Голос Генри Белта передавался по радио: «Линч и Острендер останутся здесь, разгружать трюм. Верона, Калпеппер, фон Глюк, Саттон! Протяните тросы к кораблю, и переместите груз на борт корабля. Не перепутайте люки – все должно быть на своих местах».

Генри Белт занялся перемещением своего персонального груза – нескольких больших ящиков. Он выдвинул ящики из челнока в космос, пристегнул их к тросам, оттолкнул и полетел за ними к двадцать пятому кораблю. Подтянув ящики к входному люку, он исчез внутри.

Когда разгрузка закончилась, команда тридцать девятого парусника перелетела к челноку и заняла места; челнок развернулся и стал уменьшаться, ускоряясь в направлении Земли.

Разместив груз на борту, кадеты собрались в кают-компании. Генри Белт выплыл из капитанской каюты. На нем были черная безрукавка, плотно облегавшая бугристую грудь, черные шорты, из которых торчали тощие ноги, и сандалии с магнитным ворсом на подошвах.

«Господа! – тихо объявил Генри Белт. – Наконец мы одни. Как вам здесь нравится? Что скажете, господин Калпеппер?»

«Просторное судно, сэр. Прекрасный вид».

Генри Белт кивнул: «Господин Линч? Ваши впечатления?»

«Боюсь, что я еще в них не разобрался, сэр».

«Понятно. Вы, господин Саттон?»

«Космос больше, чем я себе его представлял, сэр».

«Верно. Космос невообразимо необъятен. Опытный астронавт должен быть больше космоса – или игнорировать его. И то, и другое трудно. Что ж, господа, позвольте сделать несколько замечаний, после чего я удалюсь на покой и буду наслаждаться полетом. Так как это мой последний рейс, я намерен ничего не делать. Управление кораблем – исключительно в ваших руках. Я буду лишь время от времени вылезать из каюты, чтобы благожелательно посматривать по сторонам или – увы! – делать пометки в записной книжке. Формально я продолжаю оставаться капитаном, но корабль целиком и полностью в вашем распоряжении. Если вам удастся вернуться на Землю в целости и сохранности, я внесу соответствующую запись в красную записную книжку. Если вы врежетесь в какую-нибудь планету или нырнете в Солнце, тем хуже для вас – потому что мне суждено умереть в космосе, и такая перспектива не вызывает у меня возражений. Господин фон Глюк, вы усмехнулись – или мне показалось?»

«Нет, сэр. Я всего лишь улыбнулся своим мыслям».

«Что вы находите смешного в мысли о моей безвременной кончине, хотел бы я знать?»

«Это была бы величайшая трагедия, сэр. Но я размышлял скорее о преобладающем в наше время предрассудке – точнее говоря, об убеждении в существовании субъективного космоса».

Генри Белт сделал пометку в красной записной книжке: «Не имею ни малейшего представления о чем вы говорите, прибегая к таким витиеватым и неудобопонятным словоизлияниям, господин фон Глюк. Очевидно одно: вы вообразили себя философом и полемистом-диалектиком. Не вижу в этом ничего зазорного – в той мере, в какой ваши замечания позволяют вам скрывать злорадство и нахальство, каковые я не переношу даже в гомеопатических дозах. В том, что касается преобладающих в наше время предрассудков, только недалекий человек рассматривает себя как вместилище окончательной истины. Насколько я помню, персонаж небезызвестной пьесы Уильяма Шекспира, а именно Гамлет, разъяснил нечто в этом роде своему приятелю Горацию. Мне самому привелось видеть самые странные и страшные вещи. Следует ли считать их галлюцинациями? Чем они были вызваны? Моими собственными мыслительными процессами? Или какими-то внешними космическими манипуляциями? Кем или чем, в таком случае, порождались эти манипуляции? Понятия не имею. Поэтому рекомендую осторожно, прагматически подходить к явлениям, природа которых еще неизвестна. Хотя бы потому, что воздействие необъяснимого переживания вполне может повредить слишком слабый ум. Я достаточно ясно выражаюсь?»

«Кристально ясно, сэр!»

«Хорошо. В таком случае вернемся к нашим баранам. На борту корабля каждый кадет несет вахту вместе с одним из пяти других, поочередно. Надеюсь, таким образом удастся избежать формирования особых дружеских отношений и сговоров. Меня раздражают любые договоренности за спиной у других, и они будут отмечаться надлежащим образом.

Вы уже осмотрели корабль. Многослойный корпус состоит из литиево-бериллиевого сплава, изоляционного пеноматериала, стекловолокна и внутреннего покрытия. Он очень легкий, и его жесткость обеспечивается давлением воздуха, а не прочностью, свойственной материалу как таковому. Таким образом, у нас достаточно свободного пространства для того, чтобы каждый мог вытянуть ноги и при этом не заехать пяткой в нос другому.

Капитанская каюта – слева; заходить в мою каюту не разрешается ни в каких обстоятельствах. Если вы желаете со мной поговорить, стучитесь. Если я появлюсь, мы поговорим. Если не появлюсь, уходите. Справа – шесть небольших кают; их можете распределить между собой по жребию. Каждый из вас имеет такое же право, как и я, запрещать другим любое вмешательство в личную жизнь. Храните личные вещи в своих каютах. Общеизвестно, что я не раз выбрасывал в космос предметы, оставленные без присмотра в кают-компании.