Джек Вэнс - Магнус Ридольф

Фодор Банцозо счел нужным прибавить: «Вы употребили выражение „принести в жертву“. Это ошибочное словосочетание. Следует говорить: „воссоединить с Камбом“. Воссоединение с Камбом подобно приближению озябшего к дарующему тепло пламени, и пламя возгорается тем ярче, чем больше душ воссоединяется с богом».

«Все понятно! – сказал Паскоглу. – Бонфис отказался предоставить одного из дикарей с целью жертвоприношения…»

«Ни о каких „жертвоприношениях“ не было речи!»

«Поэтому вы на него разгневались и вчера ночью принесли в жертву самого Бонфиса!»

«Не могу ли я снова внести кое-какие разъяснения? – вмешался Магнус Ридольф. – Это будет способствовать скорейшему решению вопроса. Как вам известно, господин Паскоглу, я провел некоторое время, занимаясь изысканиями здесь, в библиотеке. Мне удалось найти описание камбизских жертвенных ритуалов. Обряд совершается в строгом соответствии с правилами: жертва становится на колени, склонив голову. В уши жертвы вставляются два шомпола, после чего тело остается в том же положении – на коленях, с опущенной головой, в позе добровольного ритуального подчинения. Бонфис был убит лазерным пистолетом и валялся на полу – никто не позаботился придать его телу достойный вид. Судя по всему, Фодор Имплиега и Фодор Банцозо невиновны – по меньшей мере, не имеют отношения к тому убийству, которое нас интересует».

«Вы совершенно правы! – подтвердил Фодор Имплиега. – Ни в коем случае мы не позволили бы себе оставить тело в таком беспорядке».

Паскоглу надул щеки: «Пока что вы свободны».

К этому времени вернулся Торн-199, теперь в облегающих черных рейтузах, белой блузе, черном жилете и черной шляпе-треуголке. Заходя в библиотеку, он протиснулся мимо покидавших ее жрецов.

«В данном случае достаточно задать один-единственный вопрос, – порекомендовал Магнус Ридольф. – Какой костюм носил господин Торн вчера в полночь?»

«Вам виднее!» – Паскоглу повернулся к Торну: «Так какой же костюм вы носили?»

«На мне была синяя и лиловая одежда».

«И вы убили Лестера Бонфиса?»

«Нет».

«Господин Торн несомненно говорит правду, – заметил Ридольф. – Коларийцы прибегают к насилию только тогда, когда надевают серые рейтузы или зеленый жилет в сочетании с красным головным убором. Думаю, что вы можете с уверенностью исключить господина Торна из числа подозреваемых».

«Хорошо – вы можете идти, господин Торн», – уступил Паскоглу.

Торн-199 удалился, после чего Паскоглу огорченно взглянул на список пассажиров звездолета «Принцепс Молерер» и проговорил в микрофон: «Попросите господина Геркулеса Звездохранителя пройти в библиотеку».

Геркулесом Звездохранителем называл себя молодой человек весьма располагающей к себе внешности. Его плотная шевелюра состояла из мелких кудрей соломенного оттенка, его голубые глаза сверкали, как сапфиры. Он носил горчичного цвета бриджи, расширяющийся снизу черный сюртук и щегольские черные полусапожки. Паскоглу поднялся с кресла: «Господин Звездохранитель, мы пытаемся выяснить обстоятельства трагической смерти Лестера Бонфиса».

«Я невиновен! – заявил Геркулес. – Не я прикончил эту свинью!»

Паскоглу поднял брови: «У вас были какие-то основания недолюбливать господина Бонфиса?»

«Да, можно сказать, что господин Бонфис мне не нравился».

«По какой причине?»

Геркулес приподнял нос и воззрился на Паскоглу свысока: «Помилуйте, господин Паскоглу! Я не вижу, каким образом моя неприязнь к этой размазне может быть связана с вашим расследованием».

«Ваша неприязнь к нему может быть связана с нашим расследованием самым непосредственным образом, – возразил Паскоглу, – в том случае, если вы убили Бонфиса».

Звездохранитель пожал плечами: «Но я его не убивал».

«И вы можете предъявить убедительные доказательства вашей невиновности?»

«Скорее всего, нет».

Магнус Ридольф наклонился вперед: «Возможно, я мог бы помочь господину Звездохранителю в этом отношении».

Паскоглу бросил на Ридольфа негодующий взгляд: «Прошу прощения, господин Ридольф, но я не думаю, что господин Звездохранитель нуждается в вашей помощи!»

«Я хотел бы всего лишь выяснить один вопрос», – настаивал Ридольф.

«Вы уже сняли подозрения с большинства пассажиров! – возмутился Паскоглу. – Ну хорошо, что вы хотите сказать на этот раз?»

«Господин Звездохранитель – землянин, то есть человек, придерживающийся земных культурных традиций. В отличие от многих людей и антропоидов, населяющих другие миры, земляне руководствуются внушенным с детства представлением о ценности человеческой жизни и о том, что убийство подлежит наказанию».

«Это не останавливает убийц», – проворчал Паскоглу.

«Но, с точки зрения землянина, это препятствует убийству в присутствии свидетелей».

«Свидетелей? Вы имеете в виду палеолитических кретинов? Но они совершенно бесполезны в качестве свидетелей!»

«Вполне возможно – с юридической точки зрения. Но в данном случае они имеют большое значение, так как присутствие наблюдателей удержало бы землянина от убийства. Поэтому я считаю, что у нас нет серьезных оснований подозревать господина Звездохранителя».

У Паскоглу отвисла челюсть: «Но… кто еще остался?» Он просмотрел список: «Пассажир с Гекаты?» Наклонившись к микрофону, он сказал: «Пришлите к нам… – Паскоглу нахмурился. – Господина гекатийца».

Этот пассажир был единственным нечеловеческим существом, прилетевшим в Централ вместе с Бонфисом, хотя он отличался несомненным внешним сходством с человеком. В библиотеке появилась высокая фигура с тонкими, как палки, ногами и темными мрачными глазами в провалах белой хитиновай головы. Вместо рук у него были лишенные пальцев отростки вроде ластов – таково было самое существенное внешнее отличие гекатийцев от людей. Задержавшись у входа, он разглядывал библиотеку.

«Заходите, господин… – Паскоглу снова раздраженно запнулся. – Мне неизвестно ваше имя – вы отказались его указать, в связи с чем я не могу обращаться к вам так, как принято. Тем не менее, если бы вы были так любезны и зашли…»

Гекатиец сделал шаг вперед: «Люди! Забавные твари! У каждого из вас свое имя. Я знаю, кто я такой – зачем прилеплять к себе ярлык? Это расовая идиосинкразия – потребность обозначать звуками реальность своего существования».

«Мы предпочитаем знать, о ком идет речь, когда мы о ком-то говорим, – возразил Паскоглу. – Имена позволяют сразу вспоминать людей, носящих эти имена».

«И тем самым вы лишаете себя возможности видеть вещи в гораздо более глубоком измерении, – парировал гекатиец. – Но вы меня вызвали для того, чтобы расспросить о человеке с ярлыком „Бонфис“. Он мертв».