Владимир Алько - Второе пришествие инженера Гарина

Сейчас с просветленным лицом он накручивал педали, и, казалось ему, взбирался под самое небо; ведь иначе и быть не могло при таком душевном подъеме, при такой отлогости небесного свода и всепомощи ветра. Одна эта дорога, – будь она нескончаема, привела бы его за горизонт, а там уже и рукой подать до той идеальной кривизны, что так захватывающе излагается в удивительной теории относительности.

Лицо Хлынова с растрепанной от переменчивого ветра бородкой, пристальными голубыми глазами, было выставлено навстречу движению. Дорога пошла несколько на подъем, – Хлынову пришлось прилечь на педали; моментами он приседал над седлом, налегая всей тяжестью тела, плечи его вскидывались… он уже не смотрел по сторонам, поэтому и не заметил «джипа» песочного цвета, что намеренно медленно, но все же настигал его. Расстояние между ними сокращалось.

В машине, за рулем – Гарин: собранный, ссутулившийся, почти неистово (как недавно в символику электромагнитных полей на осциллографе) вглядывающийся в велосипедиста; рядом с ним – латинос, с томным, бархатным взглядом шулера и вымогателя; ниточка его усиков ожесточила рот, – чувственных, полных губ, сейчас сухих, сжатых: более убийцы, чем просто негодяя. Одна его – правая рука, закинутая за спинку кресла, пребывала в полном боевом облачении, с никелированным кастетом и боковым гнездом в нем для выброса стальной заточки.

Валантен чуть коснулся плеча Гарина, кивком указывая в направлении одинокого велосипедиста. Тот отрицательно качнул головой, пригнулся к рулю, с присвистом вдохнул сквозь зубы. На всем видимом участке трассы – ни одной машины. Гарин оторвался от зеркала заднего обзора, не теряя времени, резко взял на велодорожку, под углом пересек линию разметки… низкий и редкий бордюр ограждения. Параллельные линии никогда, даже гипотетически, не пересекающиеся, – автотрассы и велосипедной дорожки, – сошлись в точке, которую занимал сейчас радетель человечества и знаток неэвклидовой геометрии физик Хлынов. Высокие, мощные протекторы «джипа» наскочили на хрупкую конструкцию двухколесной машины, сминая ее, будто шляпную картонку. Небо черно и ослепительно взорвалось… вспыхнула и обуглилась бумага с рядами математических символов, – и целая вселенная замыслов в мозгу Хлынова навсегда отлетела к тому, чему он посвятил самую жизнь свою… к навсегда непознанному.

Вновь выскочивший на автостраду «джип» метнулся в туннель под путепроводом, – и, показавшись в последний раз, взял влево, помчавшись окружной дорогой в объезд Вены. Через километр пути машина остановилась. Из нее вышел Валантен и, проинструктированный Гариным, направился к остановке маршрутного автобуса. Дальше его дорога лежала в аэропорт. «Джип» с Гариным скрылся.

Взревел гудок. Ударил колокол. Трехпалубный грузопассажирский пакетбот «Марипоза», рейсом Неаполь – Триполи, отвалил от пирса.

Судно взяло левым галсом. По дуге ушли берега залива, терракотовые стены и башенки древних крепостей, прокаленные солнцем дома с наружными лестницами и развешенным для просушки бельем, узкие крутые улочки, ступенями в гору. Гладь бухты чуть колыхнулась при повороте судна оверштаг и вновь ртутно-тяжело залегла. Небо и вода сомкнулись у линии горизонта. Зоя прикрыла глаза, а когда открыла их, то оставляемый ею город показался много дальше береговой черты, – у самой кромки воспоминаний, откуда, уж точно, нечего было унести кроме памяти.

Зоя вздохнула, примиряясь с неизбежным. Оглядела палубу судна: что-то ведь она понимала. Все вымпелы были подняты. На ходовом мостике прохаживались старший помощник капитана, два впередсмотрящих. Впереди – на кильблоках – матрос, как ни в чем не бывало, шкурил старую краску на одной из шлюпок. Корабль вышел в открытое море. Палуба под ногами ответила на усиленный ход машины. В кильватере заволновалась, вспенилась вода. Гладь залива, кромка набережной Санта-Лючия показалась подковой на счастье. Что ей сулила даль?

В Неаполе Зоя пробыла трое суток. Как-то отделавшись от охраны (Валантен таинственно задержался в Вене, при дозаправке самолета, и должен был еще прибыть), она проехала в наемном экипаже до набережной, спустилась к морю. Кажется, где-то здесь, неподалеку, в душном сумраке ночи, после отчаянной гонки по пустым улицам… один капитан (потомок древних викингов), влюбленный, как паж в свою королеву, опускал ее на руках вниз гранитной лестницы, где покачивались и скрипели на черной воде лодки. Это было в ночь ее побега из гостиницы «Сплендид». Сейчас здесь было ярко и знойно, в блестках залива, слепящих росчерках солнца, – все напоминало ей белоснежного, в форме капитана, Янсена… Зоя отвернулась, – для этой встречи с прошлым она была слишком одинока сейчас. Гарин при расставании (в Праге) был сосредоточен и хмур. Она имела с ним продолжительный разговор на ночь. Время проблемных, но умозрительных дел вышло. С деньгами Роллинга можно было решаться, но на что? В совокупности мер и событий – это знал один Гарин. Камни Неаполя были невыносимо горячи, но путь, уготованный ей, для чего, собственно, она и оказалась здесь, мог сжечь. Не уверенная, то ли она делает, Зоя достала из сумочки мелкую монету, зашвырнула в волны. Упали вслед и взмыли несколько чаек. Ватага мальчишек, давно приплясывающая возле прекрасной синьоры, с визгом отправилась на дно, искать серебро. Больше ничего не оставалось, как вернуться в гостиницу.

Зоя пожелала сойти в каюту. Два чеха-охранника взяли ее в окружение, несколько поодаль и впереди – Валантен: он только незадолго до отправления судна прибыл в Неаполь, более возбужденный, чем счастливый, с осознанием необычности своей миссии. Подобно стежку пряжи, он вошел в некую богатую, фантастическую ткань жизни, почитая это даром Девы Марии (которой в тайне молился). Зою он также боготворил. Она же в продолжении всего рейса, так и не соизволила больше подняться на палубу. Еду, прохладительные напитки приносил в каюту Валантен. Он же делил с охраной и пост наблюдения, в длинных проходах коридоров, меняя друг друга каждые два часа.

Так прошли день и ночь; раннее утро застало их ввиду земли. Это и был пункт назначения – Триполи: административный центр Ливийской джамахерии, с года 1915 находящейся под протекторатом Италии. Здесь (по инструкции Гарина) предстояло купить или взять в аренду несколько грузовых машин, набрать дополнительно людей для несения охранной службы и технических работ; запастись необходимым количеством продовольствия, топлива, медикаментов, несложными (пока) механизмами, толовыми шашками, шанцевым и крепежным инструментом, палатками и спальными мешками, – впрочем, лист-перечень: как, что и в каком количестве – был длинен, и Зое еще предстояло разобраться в этом, предварительно, конечно, наняв технический персонал. Но были бы деньги… Целью же высадки этой экспедиции должен был стать базовый лагерь Мыщеловского, не видевший пополнения уже более двух месяцев. Вся исполнительная власть и ответственность возлагались на хрупкие плечи (в 18-летнем возрасте – прима-балерина Мариинского театра) мадам Ламоль – надежды Гарина.