Владимир Алько - Второе пришествие инженера Гарина

Утомленная переходом, со свинцовыми тенями в лице и таким же отлитым в чугуне, неподъемным взором, она полузакрыла глаза: будь что будет; даже если это только сон.

Мыщеловский внимательно прочитал содержимое письма, – почерк Гарина, как и обороты его речи, он знал хорошо; технические же термины, приведенные здесь – никто кроме него.

Без лишних слов он взял под козырек тропического шлема, по-военному сделал шаг в сторону. Из послания буквально следовало сдать полномочия мадам Ламоль, со священным, неоспоримым ее правом карать и миловать и т.п. и т.д. Так – до прибытия самого Гарина. (Появление которого оговаривалось отдельно, постранично, в другом объемистом пакете).

Зоя кивнула, хмуро спросила:

– Что у вас тут происходит? Объясните. Не привезли же вы рассаду в цветочных горшках!

О курах и поросятах, бегающих так запросто по улицам деревеньки и наверняка не предусмотренных в стратегии Гарина, она не решилась спросить, полагаясь на исчерпывающий отчет Мыщеловского.

Он же пока почтительно пригласил мадам Ламоль (небезызвестную ему по шумным публикациям прошедших лет) в свою резиденцию: аккуратный домик, сработанный из настоящих досок, и с крышей в три наката из плотных кип тростника.

Изнутри было прохладно, чисто, с претензией на уют. От порога – циновки, бамбуковые, ниспадающие с потолка завеси делили жилище на комнаты. В центральной (зале) – камин, сложенный из цельных грубых камней. На подоконнике окон, затянутых пленкой, в горшочках топорщились иглами кактусы.

Быстро организовали угощенье, – обеденный стол посередине залы полнился дарами неба, – иначе как было понять естественное происхождение здесь, в центре Большой Сахары подобного изобилия, да и просто наличия ананасов в зеленоватой плотной чешуе, апельсинов, фиников, плодов хлебного дерева, дичи, сладкого картофеля – батата, сыра, молока в запотевшем глиняном жбане. Не было лишь, пожалуй, рыбы да икры, о молодом, забродившем пальмовом вине здесь разговор отдельный.

Зоя кушала и пила, как на пиру, не будучи еще новой Семирамидой, но упорно внимала, входя в курс дела.

Всему причиной был илем.

Это началось три месяца назад, когда впервые здесь было применено сверхактивное вещество гаринской установки.

И грянул гром.

И пролились первые капли дождя. Упавшие на бесплодную, в веках безнадежную землю, они разверзли ее поры миллионами серебряных ключиков, дав выход ростку за ростком, стебельку, за стебельком.

И поднялись зеленые ожившие призраки, мумифицированные и теперь восставшие, – подтвержденное представление ботаников, что некогда пустыни были царством флоры и фауны.

Раз за разом наведывавшиеся сюда грозы и ливни, словно проложили дорогу в район лагеря Мыщеловского, подобно тому, как молния из огромного пространства грозового неба прокладывает себе путь на жердочку громоотвода. Да так оно и было буквально.

Появился полог растительности, вначале приличествующий этим местам: финиковые пальмы, смоковницы, трава-альфа. Затем, по хитросплетению природы с гостившими здесь караванами, с буйствующими и влажными ветрами – чудесно разрастающийся бамбук, тростник… и уже высаженные людьми апельсиновые и другие фруктовые деревья, клубни картофеля и прочее. Задел был положен. Под яростным солнцем, с неутомимыми ливнями все росло и подымалось, как на дрожжах. Зеленое пятно оазиса увеличивалось. Но еще раньше пошла гулять людская молва.

Караваны, так или иначе пересекающие эти места, устраивались теперь на отдых в тени роскошных пальм. Бурдюки наполнялись дождевой водой, собираемой в специальные приемники. Верблюды зажевывали поросль молодого бамбука, чтобы уже с погонщиками нести дальше весть о чуде в пустыне и милости Аллаха, посетившего эти места.

Пристраивался пришлый люд, беженцы и пасынки этих мест, часто без роду и племени.

Сооружали нехитрое жилье. Прибивались животные и птицы.

Лагерь Мыщеловского разрастался. Появилась кое-какая меновая торговля. Не было проблем с рабочей силой и материалом из каменоломен. Мало-помалу лагерь обнесли невысокой кладкой. И вот только в последнее время дела пошли неважно.

– Запасы илема на исходе, – пояснил Мыщеловский. – Стравливание в атмосферу происходит все реже. Растительный покров начинает увядать. Пески наступают: когда-то они стерли в пыль целые цивилизации здесь; наш же культурный пункт сглотнут и не заметят. Все вернется на круги своя – иссушающий ветер и зной. Теперь я могу делать впрыскивания илема не чаще одного раза в неделю. Этого, конечно, недостаточно. Надежда только на хлипкий артезианский источник, да возможную помощь Гарина.

Мыщеловский и мадам Ламоль обменялись быстрыми взглядами. Она к тому же нахмурилась:

– Как долго мы сможем продержаться? – спросила мадам Ламоль.

Мыщеловский неопределенно пожал плечами.

– Удивительно, но факт: под столь чудодейственное изобретение не приспособили даже элементарного манометра. Я не могу определить остаточного давления в рабочих цилиндрах. Понижающий редуктор пока забирает илем… не знаю, не знаю; сколько мы еще сможем продержаться. – Мыщеловский сделал паузу. – И, напоследок, мадам, выставьте посты изнутри и снаружи лагеря. Это будет не лишним. Здесь немало шныряет всякого отребья, а теперь, с вашим приходом, эти бестии могут возомнить черт знает что. У них свой взгляд на поживу.

– Я распоряжусь, – рассеянно произнесла Зоя, уже расстегивая крючочки и пуговицы френча. Портупея с оружием улеглась на пол. Теперь здесь воцарилась женщина.

Мыщеловский оставил мадам Ламоль одну.

Начались работы по укреплению лагеря.

Первым делом за внешнее ограждение стали выдворять всех посторонних. Вслед им летел их жалкий скарб, с реквизицией, впрочем, мелкого рогатого скота и птицы. Этой депортацией занялись люди из охраны 2-ой экспедиции. Не обошлось и без жертвоприношений. По лагерю пошел запах паленой щетины, горелых перьев… Люди упивались сытным бульоном, объедались мясом, – хранить съестное все равно было негде. Развернулось строительство внушительного ограждения: для себя и от мира. Рабочих рук оказалось сразу как-то предостаточно; каждый из вновь прибившихся к лагерю, дорожил этой своей приобщенностью, – единственной возможностью заработать и выжить здесь. Древние каменоломни находились в семи километрах от оазиса. Глыбы выворачивали, подрывали толовыми шашками… Каменный вал рос в навалку, без связующего материала; наподобие защитного вала древних русичей, в борьбе против набегов кочевников. Одновременно с этим шли и другие строительные и коммуникационные работы. В центре лагеря рыли глубокий котлован под будущую лабораторию, место для реактора; на границе зеленого пятна оазиса, в юго-западной части – для фабрики илема и складов. Шли подготовительные работы для возведения фундамента дворца. Возникла потребность в специалистах и мощной технике. (Инструкции Гарина были предельно ясны: лагерь или городище должен был стать форпостом, способным выдержать любую агрессию и длительную осаду, будучи совершенно автономным комплексом).