Кристофер Прист - Машина пространства. Опрокинутый мир

Теперь можно было, не нарушая приличий, осведомиться о родственниках самой Амелии. Она рассказала, что росла без родителей — они утонули в море, когда она была еще совсем маленькой, — и что сэр Уильям был назначен ее опекуном. Отец мисс Фицгиббон был его приятелем еще со школьной скамьи и выразил такую волю в своем завещании.

— Так вы и живете в доме Рейнольдса? — спросил я. — Это не просто служба?

— Мне платят небольшое жалованье, но главное — сэр Уильям отвел мне две комнатки во флигеле.

— Как я хотел бы познакомиться с сэром Уильямом! — пылко воскликнул я.

— Чтобы он мог примерить очки в вашем присутствии? — съязвила Амелия.

— Искренне сожалею, что осмелился обратиться к вам с подобным предложением.

— А я рада, что вы это сделали. Вы, пусть невольно, скрасили мой сегодняшний вечер. Каюсь, я начинала подозревать, что в гостинице просто нет никого, кроме миссис Энсон, — так крепко эта особа вцепилась в меня. Между прочим, я совершенно уверена, что сэр Уильям купит у вас очки, невзирая на то, что уже забросил свой самоходный экипаж.

Я не скрыл удивления.

— Но я слышал, что сэр Уильям — ревностный моторист. Почему же он охладел к своему увлечению?

— Он ученый, Эдуард. Его интересы многообразны, и он постоянно переключается с одного изобретения на другое.

Так мы беседовали довольно долгое время, и чем дальше, тем увереннее я себя чувствовал. С одного предмета мы перескакивали на другой, вспоминая пережитые прежде события и приключения. Очень скоро я выяснил, что Амелия путешествовала много больше меня — ей случалось сопровождать сэра Уильяма в его заморских странствиях. Она рассказывала мне о своей поездке в Нью-Йорк, а также в Дрезден и Лейпциг, и эти рассказы произвели на меня большое впечатление.

Наконец огонь в камине догорел, и мы допили последние капли бренди. Я произнес с сожалением:

— Как вы думаете, Амелия, мне, наверное, пора возвращаться к себе?

Секунду-другую она молчала, потом слегка улыбнулась и, к моему изумлению, мягко положила пальцы на мою руку.

— Только если вы сами решительно хотите уйти.

— Тогда я, пожалуй, задержусь еще на несколько минут.

Едва я произнес эти слова, как пожалел о них. Амелия вела себя более чем по-дружески, но, право, мы уже потолковали обо всем, что нас интересовало, и теперь откладывать свой уход значило потрафлять своего рода безумию, обусловленному ее близостью. Я не представлял себе, сколько времени прошло с тех пор, как миссис Энсон убралась восвояси, — вытащить часы в создавшихся обстоятельствах было бы непростительно, — но чутье подсказывало мне, что гораздо больше часа, на который мы оба согласились. Задерживаться еще было бы неприлично.

Амелия все не торопилась убрать свою руку с моей.

— Мы должны продолжить разговор, Эдуард, — предложила она. — Давайте встретимся в Лондоне как-нибудь вечерком. Или вы пригласите меня пообедать. Чтобы можно было говорить, не снижая голоса, сколько захочется.

Я спросил:

— Когда вы думаете возвращаться к себе в Суррей?

— По-видимому, завтра во второй половине дня.

— Я буду весь день в городе. Быть может, позавтракаем вместе? Я знаю маленькую таверну по дороге в Илкли…

— Хорошо, Эдуард. С удовольствием.

— А теперь я лучше вернусь к себе. — Я достал из кармана часы и убедился, что с момента вторжения миссис Энсон пролетело целых полтора часа. — Извините, что так долго задерживал вас своей болтовней.

Амелия ничего не ответила, только покачала головой. Я подхватил свой саквояж и сделал шаг к двери. Амелия тоже встала и задула лампу.

— Я помогу вам отодвинуть ширму, — сказала она.

Единственным источником освещения в комнате оставались догорающие угольки в камине. На их фоне четко вырисовывался силуэт Амелии — она подошла ко мне совсем близко. Вдвоем мы оттащили ширму в сторону, и я нажал на дверную ручку. В коридоре все было тихо и спокойно. Тишина казалась такой глубокой, что я вдруг задал себе вопрос: а могла ли ширма заглушить наши голоса? Не привлек ли наш ночной разговор внимание постояльцев, а не только одной миссис Энсон? Я обернулся.

— Спокойной ночи, мисс Фицгиббон.

Ее пальцы вновь дотронулись до моей руки, и я почувствовал на щеке тепло ее дыхания. На какую-то долю секунды она коснулась меня губами.

— Спокойной ночи, мистер Тернбулл.

Она быстро сжала мне руку, потом отодвинулась и беззвучно затворила дверь.

У меня в комнате было холодно, постель остыла, и я никак не мог уснуть. Я проворочался с боку на бок всю ночь, и мысли мои без конца возвращались к вопросам, от которых я просто не мог уйти. Утром, на удивление свежий, несмотря на бессонницу, я первым спустился к завтраку, но, едва я сел на свое обычное место, ко мне приблизился старший официант.

— Миссис Энсон просила кланяться вам, сэр, — заявил он, — и озаботиться этим сразу же после завтрака.

Я вскрыл тонкий коричневый конверт — там лежал счет. Выйдя из столовой, я обнаружил, что мой багаж уже упакован и вынесен в холл. Старший официант принял у меня деньги и проводил к двери. Никто из других постояльцев не видел этой сцены; миссис Энсон также не показывалась на глаза.

Я стоял на пронизывающем утреннем холодке, не в силах прийти в себя от внезапности столь насильственного отъезда. Затем, немного подумав, отнес вещи на станцию и сдал их в багажное отделение. Часа полтора-два, не меньше, я крутился в окрестностях гостиницы, но АМЕЛИИ так и не встретил. В полдень я заглянул в таверну по дороге в Илкли, однако новая моя знакомая не появилась и там. С приближением вечера мне оставалось лишь вернуться на станцию и с последним поездом уехать в Лондон.

Неделю, следующую за преждевременным возвращением из Скиптона, я провел в деловой поездке в Ноттингем. И проявил такое усердие в работе, что с лихвой наверстал упущенное за предыдущие дни. К вечеру в субботу, к тому моменту, когда я перешагнул порог своей квартирки близ Риджентс-парка, прискорбное происшествие в Скиптоне почти изгладилось из моей памяти. Впрочем, нет, подобное утверждение было бы не вполне точным: невзирая на все последствия, встреча с Амелией представлялась мне очень примечательной. Вероятно, на новое свидание с ней не стоило и надеяться, но мне тем не менее хотелось бы перед ней извиниться.

Только, право же, я мог бы и догадаться, что следующий шаг сделает именно она: в субботу, когда я вернулся к себе, меня поджидало письмо из Ричмонда. Письмо было напечатано на пишущей машине, и в нем меня извещали, что сэр Уильям заинтересовался приспособлением для езды на автомобиле, которое я демонстрировал, и выразил желание увидеться со мной. А посему меня приглашали на воскресенье 21 мая — в этот день сэр Уильям будет рад побеседовать со мной за послеобеденным чаем. Письмо было подписано: «А. Фицгиббон».