Владимир Ильин - Сокамерник

— Понял, — сказал я. — Разрешите откланяться, Александр Иванович?

Когда я вернулся в камеру, Виктор уже спал. Во всяком случае, хотелось в это верить, потому что не может человек работать круглые сутки напролет. А из сна его легче вернуть в реальность, чем из внутреннего компьютерного мира.

Так оно и оказалось.

Правда, когда я разбудил своего сокамерника, он долго не мог понять, что происходит и чего я от него хочу.

Я предупредил его, что нам придется разговаривать шепотом. Я не боялся, что наш разговор запишут на далекой Земле. Гораздо реальнее была угроза того, что нам не дадут поговорить, когда Кэп услышит, о чем идет речь.

В слабом свете, исходящем от пластиковой обшивки, я рассказал Виктору всю правду о том, как и для чего я попал в его камеру. О том, что мы оба стали заложниками Кэпа. И о том, что из сложившегося тупика есть только один выход.

— Послушай, Вик, — шептал я на ухо парню, — я никогда никого ни о чем не просил. Я не жалуюсь на то дерьмо, в которое окунула меня жизнь, потому что это было справедливо. Я ведь не был ангелом, и на моей совести — кровь сорока трех человек: мужчин и женщин, стариков и детей. Ради денег я не щадил никого, и было бы смешно просить о пощаде других. Но с тех пор прошло почти двадцать лет, приятель. Только представь себе, чт? для меня значили эти проклятые годы… Они вывернули меня наизнанку и научили ценить жизнь и свободу. Завтра от свободы меня будут отделять всего шестьдесят семь дней. Но получается, что только от тебя зависит, проведу ли я остаток своей жизни на Земле или загнусь здесь. Так помоги же мне, а я помогу тебе. Мы ведь вполне можем договориться, браток.

— Договориться? — удивленно повторил Кулицкий. — О чем?

— Всё очень просто, Вик. Кэп хочет, чтобы ты вышел на работу. И ты выйдешь и будешь работать. Поверь мне, работа здесь не очень трудная. Во всяком случае, это не каторга на урановой шахте. Всё чисто, безопасно, и ты не надорвешься. Поработаешь до тех пор, пока меня не освободят. Думаю, это займет всего несколько дней. Максимум — шестьдесят семь… А я, когда вернусь на Землю, сделаю всё, чтобы суды пересмотрели твое дело. Я найму лучших адвокатов, и они вытащат тебя отсюда. Для них это не составит особого труда. Я ведь знаю, что ты не убивал своих соседей. Я очень тебя прошу, парень, сделай это.

Я еще долго говорил. Я даже придумал душераздирающую историю про старушку-мать и верную жену, которые почти двадцать лет ждут, когда их непутевый сын и муж вернется домой.

Кулицкий долго молчал, а потом сказал:

— Простите, но… я даже не знаю, как вас зовут…

— Эдуард я… Эдуард Валерьевич, как меня изволит величать Кэп…

— Так вот, Эдуард Валерьевич… Извините, но я не смогу выполнить вашу просьбу.

Мне показалось, будто я ослышался.

— Но почему? — оторопело сказал я в полный голос, забыв о необходимости играть в прятки с подслушивающими нас микрофонами.

— Дело в том, что я не просто так сижу здесь, — продолжал мой сокамерник. — Вы ведь, наверное, решили, что я бью баклуши, да? А я тоже работаю. Только — по своему плану. И эта работа слишком важна, чтобы я терял время на что-то другое.

— Но ведь я прошу у тебя всего несколько дней! — возразил я.

Однако парень неумолимо продолжал:

— Я все заранее рассчитал. Работа моя займет не год, не два и даже не двадцать лет. По предварительным расчетам, я должен уложиться в сорок восемь лет. При условии, что буду заниматься этим ежедневно по шестнадцать часов в сутки. Вы должны сами понимать, Эдуард Валерьевич, чт? для меня означает каждый напрасно потерянный день. Да что там день — каждый час!.. Поэтому извините — но у нас с вами не получится договориться.

Я обалдело слушал его, и мне казалось, что каждое слово, которое произносит Виктор, — это гвоздь, вбиваемый в крышку моего гроба.

И мне опять, как это бывает по утрам, показалось, будто кровь остановилась в моих жилах.

Я еще не успел ощутить отчаяние в полной мере. До меня еще не дошло, что меня жестоко и хладнокровно бортанули, как последнего лоха.

— Ты говоришь — работа? — еле выговорил я непослушными губами. — Черт возьми, что же это может быть за работа такая, из-за которой ты сделал себя сволочью, Вик?

И тогда он мне рассказал про Теорему.

Он с детства увлекался математикой. Решать уравнения с двумя неизвестными научился раньше, чем читать. Причем — в уме, без бумаги и карандаша. Просто потому, что в пять лет он еще не умел писать.

Потом была спецшкола — разумеется, с математическим уклоном. Учителя пророчили вундеркинду блестящее будущее. И он оправдывал их надежды. Блестяще закончил школу, без проблем поступил на факультет теоретической математики…

Но однажды его жизнь, так бодро начавшая путь к сияющим вершинам, словно споткнулась о большой булыжник.

Виктор узнал, что существуют такие задачи, которые не по зубам никому на свете. За решение каждой из них Бостонский математический институт обещал премию в размере миллиона долларов.

Студент второго курса был потрясен. В его голове не укладывалось, что современная цивилизация, со всеми ее мощнейшими ресурсами, была не в состоянии решить простые с виду задачки.

Среди них была так называемая гипотеза о распределении ряда простых чисел, которую немецкий математик Бернгард Риман сформулировал еще в 1859 году. Простое число — это целое положительное число, большее единицы, делящееся только на единицу и само себя. Среди простых чисел встречаются так называемые «близнецы» или пары простых чисел, разница между которыми составляет двойку (например, 11 и 13). «Близнецы» появляются с некоей периодичностью, причем, чем больше числа, тем реже они встречаются. То же самое происходит и с обычными простыми числами. В числах, близких к триллиону, лишь каждое двадцать восьмое число является простым.

Еще Евклидом было выдвинуто предположение о том, что простых чисел бесконечно много. И хотя окончательного ответа на вопрос, конечно или бесконечно множество «близнецов», пока не существует, однако Риман, введя понятие так называемой дзеты-функции, утверждал, что ряд этих чисел бесконечен.

Многие великие математики бились над доказательством этой гипотетической теоремы. Некоторые подошли к цели совсем близко, но математика не признает половинчатых решений.

Между тем, доказательство гипотезы Римана может иметь практическое применение гораздо шире, чем кажется на первый взгляд. Простые и так называемые «полупростые» числа (которые делятся только на два других простых числа) лежат в основе системы RSA-криптографии. И если гипотеза будет доказана, это приведет к революционному прорыву в области расшифровки различных кодов. Наконец, высказывается мнение, что, разгадав загадку простых чисел, человечество сможет познать так называемый Основной Закон Вселенной, если всё мироздание, как гигантская компьютерная программа, есть не что иное, как сложный математический код…